Я обдумывала вариант с переливанием крови, даже нашла техническое решение, позволяющее провести его относительно безопасно – та еще оказалась задачка в мире, не знающем ни резины, ни силикона и где невозможно создавать полые иглы.
Но ни моя кровь, ни кровь Винсента не подошли, а привлекать к процедуре посторонних было нельзя. Любое кровопролитие, за исключением боя, в этом мире рассматривалось как ведьмовской ритуал. Так что пришлось свекру выздоравливать естественным образом, само собой, с магической поддержкой, и процесс этот оказался небыстрым.
Тем не менее на ученый совет профессор Стерри явился – зеленый и шатающийся, что характер его вовсе не улучшило. Винсент пытался его отговорить: на преподавании свет клином не сошелся, заниматься наукой он может и сам по себе, и уж от голода последний оставшийся в городе некромант, да еще снискавший себе скандальную славу, точно не умрет. Но свекор уперся: дескать, он был в числе тех, кто ошибся, предложив место ректора Мие после того, как Винсент от него отказался, значит, ему эту ошибку и исправлять.
Мужчины вернулись с совета злые и веселые. Дебаты продлились несколько часов, после чего ректор добровольно сложила с себя полномочия. Еще через три недели Мия уехала из города преподавать в столичном университете. Винсенту снова предложили место ректора, и в этот раз он отказываться не стал.
Город гудел несколько месяцев. Обошлось без погромов: единственную попытку линчевать «ведьму» стража подавила быстро и жестко, призвав на помощь службу дознавателей университета – оказывается, у Освальда под началом был сильный отряд, должный обеспечивать порядок во время волнений. Именно с ним он и появился тогда у нашего дома. Но, хотя погромы удалось пресечь на корню, случилось несколько пожаров. Среди прочих сгорел трактир неподалеку от рынка, где в последние месяцы любил бывать Клаус. По счастью, обошлось без жертв.
Инквизицию завалили доносами: если уж сам генерал-инквизитор оказался ведьмаком, то соседка, слишком уж довольная жизнью – ведьма наверняка. Освальд рассказывал, новый генерал-инквизитор сжигал подметные листы не читая: ему и без того хватало забот со столичными проверяющими.
Одна из комиссий очень настойчиво пыталась вызвать на допрос меня и Винсента, чтобы узнать, как нам хватило наглости сопротивляться инквизиции. Но мы по-прежнему оставались под защитой университета, и комиссии пришлось ограничиться допросом в кабинете университетского дознавателя, в присутствии последнего.
Все же нас попытались обвинить в сопротивлении при аресте, но королевское уложение гласило, что любой маг или дворянин имеет право защищать свой дом и свою жизнь всеми доступными способами. Винсент с вежливой улыбкой посоветовал справиться у нынешнего государя, считает ли тот, что его батюшка был неправ в таком важном вопросе. Проверяющие обещали спросить, но ответа мы так и не узнали. На протяжении всего допроса инквизиторы пытались вывести из равновесия то меня, то мужа, но им было далеко до профессора Стерри и в конце концов от нас отстали.
Мартин родился через девять месяцев после той ночи, когда к нам пыталась вломиться инквизиция.
– Деда! – снова завопил мальчишка, и с разбега напрыгнул на Стерри. Тот поймал его магией в воздухе прежде, чем подхватить на руки.
– Смотри-ка какой здоровенный ты стал всего за неделю!
– Ага! – Мартин повел ладонью от своей макушки, измеряя рост, поверх головы деда. – Уже выше тебя!
– Точно! Скоро и папу перерастешь. – Стерри вернул внука на землю, подхватил на руки Алину.
Я поднялась, опираясь на протянутую ладонь мужа. На самом деле нескоро настанет тот срок, когда мне и правда понадобится его помощь, чтобы подняться или сесть. Но нам до сих пор нравилось заботиться друг о друге и принимать эту заботу.
– Я поставлю чай, – сказала я. – И шарлотка особенно удалась. Накроем в беседке? Сегодня тепло.
– Как и всегда в вашем доме, – улыбнулся свекор. – Как и всегда.
