─ Зачем ты стёрла ему память?
Ответом служит молчание, и в него вмешиваются звуки ветра с лёгким шёпотом листвы в кронах, а мне становится ясно, что эту тайну вряд ли откроют, просто потому что я спросила.
Не знаю, сколько я так сплю, но сквозь сон вдруг проникает сладкий запах цветов и чьи-то невесомые поцелуи, тающие на щеках и губах. Когда я открываю глаза, уже рассветает, а рядом с кроватью я обнаруживаю букет диких орхидей, какие можно достать только в другом мире, и сам этот жест приносит в душу томительное, щемящее ощущение, от которого мне хочется немедленно найти Дема и обнять его.
─ А ты, оказывается, романтик, полицейский… ─ бормочу с глупой улыбкой, глубже зятягиваясь этим ароматом, как сигаретой, а потом замечаю квадратик маленькой записки.
«Эти лепестки такие же бархатные, как твои, ─ значится там, заставляя покраснеть до кончиков волос. ─ Но пахнешь ты в сотню раз слаще».
Жаркая волна проходит по телу, оседая внизу живота, и хочется побыть очень плохой девочкой прямо с утра, однако в мои планы вмешивается звонок. Телефон мне вернули, и я рада возможности поговорить с друзьями, но тот факт, что Лекс звонит вот уже пятый раз, напрягает не на шутку, так что едва я поднимаю трубку, меня накрывает потоком информации.
─ Помнишь, твой личный полицейский попросил выяснить кое-что о странном порошке? ─ тараторит друг, и я могу только догадаться, сколько кофе он уже вылакал.
─ Ну? Не томи…
─ Так вот, я долго провозился и почти сошёл с ума от недосыпа и попыток выяснить, что это за дрянь, но у меня получилось. Это яд редкого паука, но не простого – такие водятся только в одном месте, а теперь угадай, где!
Мне не нужно даже напрягаться, потому что губы сами шевелятся.
─ Инрем, ─ шепчу беззвучно, сама себе не веря, да и невозможно это, ведь мы оба знаем, что боги его закрыли на неопределённый срок.
─ Я знаю, о чём ты думаешь, подруга, ─ усмехается он, ─ и я сам пытался понять, пока не дошло, что яд взят с мёртвого и пробуждённого уже нежитью белого арахнида. Знаешь, что это значит?
─ Что мы имеем дело с некромагом, который хочет отомстить нам всем за смерть своего предшественника. И Дем первый в его списке.
29
Демьян
Я мог бы догадаться раньше, что не так с маленькой зайкой, но озарение – штука внезапная и порой запоздалая. Мне изначально, с самой первой нашей встречи не давало покоя это неясное чувство, бьющее по мне так неуловимо знакомо, и вот оно наконец-то проявилось, растаяло и отогрелось, а теперь призраком моего же прошлого бродит по дому.
Голод.
Бороться с ним я учился долго, и вспоминать, через какой моральный ад я проходил, хочется лишь в те моменты, когда жизнь начинает казаться слишком сладкой. Но это часть моей реальности, и то, каким чудовищем я бывал и бываю временами, лучше оставить для личного архива, а вот голодающая маленькая вампирша, нарочно подавляющая свои инстинкты, явление гораздо более опасное. Для неё самой, в частности.
У Высших вообще всё не дай боже, и если бы в ней не проснулся зверь, возможно, всё бы обошлось, но эта кошка, похоже, просто уснула, не получая возможности побегать по лесу за мелкими зверьками. Я достаточно выяснил про природу вампиров, ещё когда Дарина узнала своих настоящих родителей, и в ней пробудилась её звериная часть, а потом уже сам много чего почерпнул в библиотеках самых разных миров.
Ада может оказаться на грани смерти, а я не могу этого допустить. Теперь, когда нас связало непонятно каким колдовством, я не собираюсь подыхать, потому что кое-кто отказывается есть, и это хороший повод вытащить мелкую пантеру на прогулку. По крайней мере, я утешаю себя именно этой мыслью…
В подвале мною руководил отнюдь не страх за себя – мне просто хотелось почувствовать её жадный маленький ротик на себе, ощутить, как она пьёт из меня, как делают те вампиры в особых борделях, заказывая себе человеческих шлюх. Да, я много где побывал и видел тоже немало, только малютке Громовой об этом знать необязательно – ещё на слабо возьмёт, а мне это не надо, так же как и таскать ей цветочки из соседних миров, используя Демона ржущим курьером. Но Ада выглядела такой подавленной из-за веника этого эльфийского недомерка, что я захотел в лепёшку расшибиться и как-то это исправить.
Да кого я обманываю?
Я всего лишь помечал территорию, словно главная псина на районе, и никаких обнаглевших в край ушастых, отирающихся вокруг моей самки, быть не может. Ну не прелесть ли?
Впрочем, моё нескромное послание для спящего чудовища я писал уже сознательно, мечтая увидеть реакцию, и она того стоила. Я словно маньяк стоял за дверью и наблюдал за тем, как её щёки алеют, а в голове уже зрели новые способы заставить Аду смущаться, и это желание доминировало, пока я не услышал их с Лексом занимательный разговор.
Выходит, я был прав, и тварь не просто из моего прошлого – этот урод из нашего общего прошлого, а выяснить я, как назло, ничего не могу. Ощущать себя таким беспомощным сейчас намного хуже, чем во времена, когда я был человеком, и всего кажется слишком много, но бессильная ярость как всегда довлеет надо мной, не позволяя мыслить здраво. Нависает чёрной тенью, расправив огромные невидимые крылья, и эта тьма опять нашёптывает на ухо свои безумные, порочные желания, которые нужно выплеснуть как можно скорее.
«Ты же так хочешь её, так почему бы не взять? Её сопротивление будет таким сладким…»
Нет, я не сорвусь на ней. На ком угодно, только не на ней…
Я с титаническим усилием заставляю себя уйти подальше от спальни, пытаясь заглушить этот мерзкий голос, из-за которого я совершил много ошибок, поддавшись ему по незнанию, но с Адой я так не поступлю, просто потому что она единственная, кто способен утолить этот голод.
─ Ты её не получишь, ─ клянусь своему отражению, и оттуда ещё какое-то время смотрит красноглазое чудовище, жадное до чужой боли и крови, но вскоре неохотно отступает, обещая вернуться, как только я чуть зазеваюсь.
Возвращаю себе контроль, а потом бреду на кухню, кормя живность, так легко обосновавшуюся в моём доме, что уже воспринимаю этот утренний ритуал, как сам собой разумеющийся. А потом спускается их хозяйка, и мне приходится засунуть поглубже все вопросы и подозрения, к тому же Лекс и сам вскоре пишет мне, сообщая о происхождении яда, самую малость успокоив.
Ада же, наоборот, подавлена, и видеть её такой мне совершенно не нравится.
─ Что за траур опять?
─ Хочу на море, ─ вздыхает так тяжко, будто мир рухнул карточным домиком, а она случайно на него дохнула. ─ Последние недели лета всё-таки. Осенью оно не такое тёплое.
Чувствую себя злобным колдуном, заточившим принцессу в башне, и хоть умом понимаю, что из меня уже вьют верёвки, всё равно не способен смотреть, как эта бестия угнетена.
