— Ты ударила человека. Нашего гостя. Посмотри, она не встает. Наверное, ей плохо.
— Просто притворяется. Я знаю таких, как она. Охотниц за мужчинами.
— Усаги!
— Ты хочешь сказать, что я не права? Последние два дня ты не сводишь с нее глаз. Она вскружила тебе голову!
— Ты сама не понимаешь, что говоришь!
— Вчера на празднике ты не разговаривал со мной! А когда шел конкурс танца, не сводил с нее глаз. Я заметила, как ты опустил в колбу для голосования ее шарик.
— Потому что она танцевала лучше тебя. Я голосовал не только за неё, но и за Лацу.
— А за меня?
— Ты выступала плохо. Просто «красовалась». В твоем танце не было души.
Усаги даже побледнела от злости. Он посмел критиковать ее! Ту, которой не было равных!
— Йяццу, может быть, я больше не нравлюсь тебе? И нам стоит разорвать помолвку?
Лицо мужчины чуть побледнело, а губы сжались. Усаги почувствовала радость. Все же ее слова смогли пробить панцирь его невозмутимости. Но в ответ она услышала совсем не то, что ожидала.
— Ты права. Нам нужно расстаться. Я разочаровался в тебе. Мне было тяжело сказать об этом первым. Хорошо, что ты сама затеяла этот разговор.
Мужчина посчитал, что их беседа закончена и отвернулся. Сделал несколько шагов и опустился на колени около гостьи. Та все еще продолжала лежать и даже не шевелилась. Усаги не могла вынести этого. Она резко повернулась и побежала прочь.
Йяццу не посмотрел в ее сторону. Он осторожно дотронулся до лица Комды. Женщина лежала с закрытыми глазами. Её лицо было бледным, как Син на вчерашнем празднике Полнолуния. Мужчина осторожно потряс ее. Она никак не отреагировала. Тогда он склонился еще ниже и прижался ухом к ее груди. Где-то далеко еле слышно билось сердце. Йяццу почувствовал, как спокойствие и уверенность покидают его. Он испугался. Не за себя. За нее. Подхватил легкое тело женщины на руки и почти бегом направился в сторону деревни.
* * *
Озгуш, Раст и Мстив давно проснулись. Они спустились вниз и успели позавтракать, а Комда все еще не появлялась. Командир рискнул подняться и постучать в ее дверь. Последовавшая за этим тишина заставила его заглянуть в комнату. Там никого не было. Он спустился вниз с известием, что капитана нет в Пристанище странников. Но новость никого не взволновала. Пожалуй, только Раст ощутил слабое раздражение.
Комда уходила и часто забывала поставить их в известность, куда направляется. Мужчины бесцельно слонялись по комнате, когда раздался звон колокольчика, и дверь распахнулась. На пороге стоял правитель Йяццу. Он был взволнован. На руках он держал Комду. Озгуш, словно снаряд, бросился вперед. Выхватил женщину из рук правителя и застыл с ней посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Мстив, так и оставшийся невозмутимым, спросил:
— Что случилось, правитель Ло? Что с ней?
— Она упала и потеряла сознание.
— И вы не придумали ничего лучшего, чем принести ее сюда?
— А что я должен был сделать? Я не умею лечить людей!
— В вашей деревне нет лекарей?
— Есть. Но я думал, что вы сможете помочь ей быстрее. Вы же одна команда…
— К сожалению, мы тоже не умеем лечить людей. Это всегда делала Комда.
Раст с ненавистью крикнул:
— Что вы сделали с ней, правитель?
— Ничего. Я же говорю, она упала и потеряла сознание.
Озгуш глухо произнес, словно отдал приказ:
— Зовите доктора.
Правитель кивнул и выскочил из дома. В этот момент, почти столкнувшись с ним в дверях, появился Тресс. Он насмешливо поинтересовался:
— Что за паника? Куда это помчался правитель?
— Комде плохо.
Тресс тут же перестал улыбаться и быстро подошел к Озгушу.
— Перестаньте держать ее и положите куда-нибудь. Что с ней?
— Говорят, упала и потеряла сознание.
Тресс среагировал мгновенно: дотронулся до виска женщины, определяя пульс. Потом убрал с лица волосы — и взору мужчин открылся огромный фиолетовый синяк.
— Она действительно упала и ударилась.
— Ты можешь ей помочь?
— Могу. Но ей бы это не понравилось. Лучше вам сделать всё самим.
— Как?
Тресс быстро окинул оценивающим взглядом мужчин и ткнул пальцем в Раста.
— Иди сюда. Возьми ее за руку. Крепко.
А сам чуть прикрыл глаза, как это делала Комда, когда хотела сосредоточиться, и положил руку поверх ладони Раста. Слабое фиолетовое сияние озарило его пальцы. В то же мгновение Раст ощутил, как силы покидают его. Перед глазами замелькали черные круги. Он пошатнулся. Комда, наоборот, глубоко вздохнула. Её ресницы дрогнули и стали медленно подниматься. Фиолетовый синяк на лбу исчезал. Наконец, женщина открыла глаза и с удивлением посмотрела на склонившихся мужчин. Её взгляд скользнул с Тресс на бледное, с темными кругами под глазами лицо Раста, и она быстро выдернула у него из руки пальцы.
— Тресс!
— Я же говорил, что ей не понравится, если я вмешаюсь. Не злись, Комда. Ты была без сознания, и люди не знали, что делать. Я просто помог.
— Ты чуть не убил его!
— Да ладно тебе… Такой здоровый и крепкий мужчина… Подумаешь, немного поделился своей энергией.
Комда внимательно посмотрела на Раста, словно оценивала его состояние.
— Как ты себя чувствуешь?
— Все в порядке. Не волнуйся. Небольшая слабость, и всё.
— Я запрещаю тебе, Тресс, совершать подобные вещи!
— Тогда объясни этим смертным, что им делать, если ты опять потеряешь сознание.
Комда хотела что-то ответить, когда дверь распахнулась, и на пороге появился правитель Йяццу. Вместе с ним в дверном проеме стояла маленькая пожилая женщина. Её волосы были упрятаны под черную плоскую шапочку. В руках она держала небольшой мешочек. Правитель быстро скользнул взглядом по собравшимся в комнате людям, оценивая ситуацию.
— Кажется, доктор больше не нужен.
Комда заговорила:
— Простите, правитель. Я, наверное, напугала вас. Вы были правы, когда говорили, что нужно более внимательно относиться к себе. Даже если синяки и шишки кажутся досадной помехой, не заслуживающей внимания.
Йяццу кивнул, принимая извинения. Все это время взглядом он скользил от одного пришельца к другому. Озгуш и Мстив были спокойны. Точнее, успокоились и смотрели на него вполне миролюбиво и даже с благодарностью. На лице Тресс была надменная улыбка. Перехватив взгляд правителя, он усмехнулся. С откровенной, неприкрытой ненавистью на Ло смотрел только Раст. Йяццу понял, что приобрел врага. Второго за сегодняшний день. Если, конечно, обиженную и разгневанную Усаги можно было считать первым.
