– Тебя, бля, заело?!
На миг кажется, что Лиам меня ударит. Сквозь вату шока мне даже хочется этого. Хочется, чтобы он сам ужаснулся, пришёл в себя и прекратил загонять мне под кожу эти бесчеловечные вопросы. А я получила шанс перешагнуть порог его спальни без сожалений.
Но Лиам срывается с места и начинает метаться по комнате как обезумевший зверь, которого подстрелили. Подхватывает с прикроватной тумбы мои вещи и встряхивает в кулаке как нечто токсичное, ненавистное…
– Ты можешь сказать мне хоть что-то хорошее? Хоть что-то же между нами было настоящее?! – Швыряет в меня одеждой. – Дай угадаю? НЕТ!
– Неправда… – шевелю губами, но голос пропал.
Его глаза… Это два чёрных дула, заряженных ненавистью!
Лиам не в себе. Он меня пугает.
Мои руки не слушаются, усилием воли заставляю себя поднять с пола стринги.
Под давлением его дикого взгляда нагота ощущается как содранная кожа. Мне физически больно натягивать перед ним бельё…
– Тебе помочь ускориться?!
Вытираю щёки тыльной стороной ладоней. Влажные…
– Я не просила меня раздевать. И приносить сюда не просила.
– А я тебя о чём-то просил?! – Ударить меня он не может, поэтому его кулак летит в стену, словно в попытке вбить в меня эти эмоции. Будто самих слов мало и нужно сделать ещё больнее. – Врываться в мою жизнь просил? Может, притворяться, что я тебе небезразличен, заставил? Что молчишь, Марина?
– Даю тебе проораться, – огрызаюсь, не попадая пальцами в рукав блузы.
Тоскливое осознание, что мы друг друга не знаем, сдавливает горло, проникая в голос. За несколько дней доверие не рождается. Это страсти, чтоб вспыхнуть, достаточно мгновения.
Если Лиам не знает, что такое долговая яма, с моих слов он всей её глубины не представит. Для мажоров нужда – понятие абстрактное, я по своим студентам знаю.
Ты стоишь столько, сколько получаешь – девиз, который изнеживает тщеславие, когда есть врождённая хватка, капитал и связи. И если Лиам ничего этого не понимает, то моих мотивов он тем более не поймёт.
Я не могу его винить, он молод и категоричен. Мне просто больно вместе с ним. Даже ударить в ответ не могу из-за этой зеркальной отдачи!
А он по мне бьёт запросто…
– Ах, ну да. Тебе же это всё до лампочки. Я не дорос, чтобы меня воспринимать всерьёз, да? Со мной можно только сношаться ночь напролёт, а больше я ни на что не гожусь. У сопляка же не может быть чувств. Не тот у меня, сука, возраст?! Тогда почему ты не начала с правды? Боялась обломать свои интересы? Меня же ломать не жалко… меня – можно…
В его стеклянных глазах практически не осталось осмысленности.
– Лиам, твои обвинения надуманные, понимаешь? Нет, – отвечаю с горечью на свой же вопрос. – Ты так ни черта обо мне и не понял.
– Да как тебя понять?!
Лиам подлетает в несколько широких шагов. Упирается ладонью в дверь, не выпуская меня из комнаты.
– Никак. Просто не говори сейчас того, чего когда-то, возможно, станешь стыдиться.
Жмусь спиной к гладкому дереву. Запрокидываю голову. Смотрю на него, а он – на свою руку, правее и выше моего лица.
Побледневшие губы сжаты в жёсткую линию. Дыхание шумное, грудь – ходуном…
Лиам стоит ко мне почти вплотную, но от него здесь только проекция. Он застрял в своём апокалипсисе.
Наверняка это последний раз, когда я его вижу.
Поцеловать эти губы самой?
Наклеить временный пластырь на сердце?
Лиам будет в полном порядке в итоге – перед ним бесконечность возможностей и открытых дверей. Людей отпускать легко в девятнадцать.
Отворачиваюсь. Я чувствую, как его бомбит. И ненависть его чувствую, и отчуждение. Не хочу отравлять этим память.
– Есть на такси? – резким выдохом касается щеки. Его выпотрошенная оболочка ещё тянется ко мне по инерции.
– Боишься, что задержусь?
– Не задержишься, – кусает невменяемым голосом. – Прощай, Марина.
Ему не нужен ответ, он нужен мне. Хочу услышать как звучат слова, которые я берегла, чтобы произнести единожды, видимо…
– Я люблю тебя.
Его губы на миг растерянно приоткрываются. Но затем Лиам отшатывается, как будто я заразная.
– Да ты просто не протрезвела, Марина, – смеётся в ответ с какой-то странной дребезжащей интонацией. – Всё. Проваливай.
Дверь парадной хлопает. И меня будто от кислорода отрезали.
Вызываю такси. Тонкая сигарета в дрожащих пальцах ломается.
Сминаю в кулаке всю пачку…
Глава 19
Расставание в любом возрасте бьёт обухом по голове. В юности мы можем выкрутить страдания на максимум, можем кинуться во все тяжкие или часами смотреть в потолок. Когда тебе под тридцать, всё то же самое варится внутри. А снаружи мы делаем вид, будто потеря зацепила по касательной. Рутинные обязанности оттесняют эмоции. Для воя в подушку есть ночь.
Лишь любопытство близких иногда выводит из равновесия…
– Всё у меня хорошо, – повторяю, кромсая ножом капусту.
Мне так хочется с кем-то поделиться! Выплеснуть то, что кипит в груди. Но что это даст? Ничего. Легче не станет.
– А тот мальчик… – не унимается Надя.
– Вот именно – мальчик. А я давно не девочка. – тоном ставлю точку. – Чай стынет, хватит ерундой страдать.
Она тянется, чтобы поставить чашку на стол, когда начинает звонить телефон. С экрана мобильного подруги жизнерадостно лыбится её бывший.
– Обязательно было называть меня истеричкой? – на глазах сатанеет она.
Дальше я не вслушиваюсь, каждый расстаётся как умеет. Лишь изредка вставляю свои пять копеек, когда подруге, как мне кажется, нужна поддержка.
– Хорошо, – мрачно завершает она разговор. – Встретимся вечером перед Домом культуры.
– Никак не угомонишься?
Хочу предложить ей послать вместо себя боксёра, но вовремя осекаюсь. Коэффициент полезности моих советов стремится к нулю. Испытано на себе.
– Козлы они все, подруга. Как иначе-то?
– Попробуй, отнестись как к акциденции… – философски хрущу листом капусты. – Проще говоря, как к случайному обстоятельству, неприятному, но от тебя не зависящему.
– Это как? – непонимающе хлопает она глазами.
– Насрать и розами присыпать.
И не трепать себе нервы.
Так в рутине тянется неделя. Затем ещё несколько дней. Я снова прячу опухшие веки под слоем подводки, замазываю круги под глазами тоналкой. Мне настолько всё безразлично, что даже с одеждой не заморачиваюсь. Надеваю то же маленькое чёрное платье, что было на мне в вечер знакомства с Лиамом.
