— А, и да, — пока я молча взвешиваю все за и против, мило добивает меня Макс. — Думаю, засяду надолго. Ложись, дверь за собой сам тихонечко закрою.
Я честно, до последнего собиралась его выставить. Но это… это…
Боже, какой мужчина!
Макс прилежно придерживается нового образа всё то время, пока я разуваю и переодеваю сонную Ксюшу. Не отвлекается даже когда я в одном махровом халате выхожу из душа. Тут, впрочем, ничего удивительного. При всей возможной многозадачности одновременно обгрызать с подушечки большого пальца термоклей, тихо материться, прижимая жёлудь к основе из скомканной газеты, и смотреть какой-то видеоурок в телефоне уже неплохо для начинающего родителя.
Убедившись в отсутствии у него коварного умысла, ложусь на застеленную кровать и пытаюсь не уснуть. Всё-таки статистика неумолима: первый блин — комом. А с учётом роста экспрессии обсценной лексики из-за стены, то ком этот минимум с нашу девятиэтажку. В общем, работу за Максом ещё нужно будет успеть переделать.
Смотрю в тёмный потолок, смотрю… Вроде даже не моргаю, а он оп — возьми, да и побелей! Проспала! С кровати подрываюсь на одном дыхании, как ни за одной маршруткой не срывалась. Шутка ли, так подвести ребёнка!
Но в залитой рассветной хмарью кухоньке меня уже дожидается очередной сюрприз.
Ни Макса. Ни поделки. Ни-че-го.
И времени до сборов в садик тоже не осталось… Я здраво оцениваю нулевые шансы сообразить приличную поделку за пару минут. Дольше клеевой пистолет будет греться.
Разогреваю вчерашние блины в микроволновке, прикидывая, где можно купить что-нибудь подходящее, когда из детской раздаётся крик на всю квартиру:
— Мама, тут бабочки!
Заглядываю в комнату своей мелкой проказницы и вдруг так сладко щемит сердце от её улыбки.
— Ух ты, — верчу в руках топиарий из бечёвки и желудей, увенчанный ярким роем бабочек.
— Какие блестящие листья! — восхищается Ксюша, порхая пальцами по разноцветным крыльям.
— Мой лак для волос… — принюхавшись, определяю источник глянца. Сказать, что я приятно удивлена, значит сильно приуменьшить силу моего восторга в этот момент. — Не забудь поблагодарить Макса.
Торопливо собравшись, спускаемся во двор, где Амиль уже ждёт у гостеприимно открытой двери своего «катафалка».
— Костя, не грусти! — безостановочно верещит Ксения, очевидно, решив, что по-мужски лаконичный топиарий друга уж до её-то пёстрой поделки ну никак недотягивает.
— А мне нравятся каштаны, — ревниво отводит в сторону своё сокровище Костик.
— Глупый! — Ксюша поднимает с асфальта такой же каштан и в сердцах заряжает ему в лоб. — Они везде! А бабочки закончились!
— Мозги у тебя закончились! — Костя со смехом дёргает её за косичку. — Бабочки зимой спят.
— Ай! — вопит она свирепея. — Мама пожалуется Максу, и он тебе глаза на пятки натянет!
Надо видеть, как при этом вытягивается лицо Амиля! Ну ещё бы, какой-то левый перец потеснил его авторитет.
— Марьям, я чего-то не знаю?
— Потом расскажу. Я спешу, — отмахиваюсь, сосредоточенно наблюдая за тем, как Ксения залезает за другом в машину. Излишне сосредоточенно, потому что реакция брата на новость про объявившегося папашку вдруг предстаёт перед глазами в красках. В очень токсичных таких, непредсказуемых тонах.
Впрочем, в офисе мысли быстро перетекают в рабочее русло. И хотя обедать иду в гордом одиночестве, от компании Германа это совсем не спасает.
По его сияющему взгляду прямо видно — нарочно поджидал.
Да уж. Разговор нас ждёт содержательный, к гадалке не ходи.
Плохая девочка
— Марьям, надеюсь, ты не против моей скромной компании? — Шеф протягивает мне розу и, не дождавшись ответа, присаживается за столик. — Какая всё-таки удача, что ты оказалась здесь, в Эвересте! Лучик света в нашем суровом мужском коллективе.
— Это лишнее, Герман, — мило улыбаюсь, с размаху хлопая ладонями по столешнице так, что на блюдце с десертом подпрыгивает ложка… — Я такой же сотрудник, как и все остальные.
Придаю лицу предельно серьёзное выражение: жёсткое, ироничное, в общем, полагающееся ситуации. И готовлюсь к очередной потуге спасти меня от одиночества. Мужчины в принципе редко сдаются с первой попытки, даже если оно им особо не надо. Вот и Герман, неглупый, состоявшийся мужик, а туда же.
— Не совсем, — шеф понижает голос, переходя на доверительный полушёпот. — Будем честными, остальными сотрудниками мне в голову не придёт восхищаться и тем более дарить цветы.
— Мне было бы гораздо приятнее выделяться профессиональными качествами — подпираю щёку кулаком, равнодушно откладывая презент на стол. — И раз уж разговор пошёл откровенный, розы уместнее дарить не мне, а Лине.
— Лина… — усмехается Герман, качая головой. — Эта вспыльчивая фурия скорее выест мне последние волосы. Совершенно не умеет уступать.
— И тем не менее она заслуживает извинений. Иногда человека достаточно не провоцировать.
Шеф выразительно усмехается, но, наткнувшись на мой сузившийся от недовольства взгляд, сбавляет обороты. Чуть-чуть, совсем незначительно.
— Марьям, можно личный вопрос?
Я только брови иронично вскидываю, прикидывая, чем это моё личное может быть полезно конкретно ему, и за неимением идей утвердительно киваю.
— Попробую ответить.
Герман стирает испарину со лба, едва заметно кривится, задев рукой залысину, и выдаёт участливым тоном:
— Что у тебя с Мартышевым?
Вопрос вызывает отдающий растерянностью смешок и сильное, просто непреодолимое желание послать его с этой задачкой к Максу. Ну, потому что я, во-первых, сама раздумывать над ней устала. Во-вторых, отвечать привыкла исключительно за себя, а тема изначально касается двоих.
— Прошлое, — тоном намеренно на этом ставлю точку. Он мне не Лина и перемывать кости своему непосредственному, пусть и невыносимому, начальнику я не собираюсь.
Радует, что Герман ответом вроде как удовлетворён и, о чудо, подробностей не спрашивает. Уже плюс, значительно повышающий настроение. Осталось всего ничего, выяснить какое ему дело до наших отношений, на работе никак себя не проявляющих и, наконец, доесть спокойно свой нехитрый обед.
— Прости, если лезу не в своё дело, но хочу, чтобы ты понимала, что происходит.
О как. Будто мысли читает, даже вокруг да около ходить не пришлось.
Непонятно откуда взявшееся волнение, вынуждает спрятать колючки и заинтересованно податься вперёд.
— Буду вам очень за это признательна.
А этот сердцеед доморощенный, словно хищник почуял слабину — покровительственно понижает голос и начинает интенсивно источать флюиды флирта.
