Он прижал ее к себе так крепко, что на теле точно должны остаться синяки, и впился в губы яростным поцелуем. Он стал ее дыханием, а она его. В эти минуты они делили на двоих весь мир. Рэн дарил ей свои чувства, но не мог отдать целиком. Она же не хотела, чтобы все заканчивалось. Она хотела большего.
– Прошу, – как только он отпустил ее, вновь прошептала Лия.
– Нет.
Он притянул ее к себе, даря ту нежность, которую она заслуживала. Его солнышко, которое он должен отпустить, чтобы не сгореть.
– Ты не понимаешь.
– Так объясни.
– Я не могу.
– Я верю тебе. И буду верить всегда.
– Если скажу, больше не будешь.
Она подняла голову, чуть улыбнулась и сказала:
– Я клянусь солнечным светом, давшим жизнь всему сущему, и изначальной тьмой, дарующей милостивую смерть. Я клянусь силой, струящейся в моих венах. Я клянусь перед ликом Светлой, и да не простит меня свет, если нарушу эту клятву. Я клянусь перед ликом Темного, и да поглотит меня тьма, если нарушу эту клятву. Я клянусь пред тобой, Кайрен, что любые твои слова дойдут до моего сердца, но не заставят тебя разлюбить. И так будет, пока свет царит днем, а тьма – ночью.
– Сумасшедшая, – выдохнул Рэн, обнимая ее. – Высшая клятва, которую невозможно нарушить, не лишившись силы, а то и жизни!
Глупая девочка, любящая его, истинное солнышко его жизни, какая тьма не царила бы в его душе, она еще не понимает, что наделала. А когда поймет, никто из них не в силах будет ничего изменить.
– Я люблю тебя, как же мне еще доказать это?
– Я верю тебе, просто…
– Ну вот, опять! – она вывернулась из его объятий. – Что теперь? Или, может быть, клятвы для тебя было недостаточно? Я связала свое сердце с тобой навсегда! Навсегда!
– Ты не понимаешь, – он в отчаянии схватился за голову.
– Конечно, не понимаю! Ты же не можешь мне все просто взять и объяснить!
– Эмилия…
– Что? – девушка с неверием посмотрела на него. – Неужели за все это время ты даже не запомнил моего имени? Так напомню, – она вскинула подбородок. Не давая пролиться слезам обиды. – Меня зовут…
– Эмилия, – глухо повторил Рэн.
Отвернулся, но лишь на мгновение, словно собираясь с мыслями. А затем его фигура подернулась дымкой, словно он начал растворяться в воздухе. Свет в комнате померк. Даже воздух словно стал тяжелее.
– Нет…
Она не договорила. Внезапная боль прошла через каждую клеточку ее тела, оно перестало случаться ее. Лия хотела закричать, но не смогла. Не в силах сделать вдох, открывая рот, пытаясь поймать ускользающий воздух, девушка чувствовала, что слезы, теперь уже от боли, градом скользят по ее щекам. Почему? Что он делает с ней?
– Что? – просипела она, ощутив, что ноги перестали держать, и каменный пол становится ближе.
Она не упала. Рэн поймал ее, сел сам на пол и бережно опустил на свои колени. Он прижимал ее к себе, баюкая как ребенка.
– Прости меня, но я не могу иначе. Потерпи, скоро все кончится.
От его рук струился темный свет.
Кончится? Девушке хотелось бежать от него. Ей казалось, что она умирает, потому что больше всего это было похоже на агонию, предсмертную агонию, когда тело выгибает судорогой, и нет сил терпеть боль, а от крика можно сорвать голос. Вот только возможности кричать нет, и лишь слезы крупными каплями катятся по щекам.
– Потерпи, – шепчет Рэн, губами собирая хрустальные слезинки. – Потерпи немного.
Долгожданная тьма приходит на помощь, пряча в своих чертогах. Но даруемое ей спокойствие только кажущееся.
Во тьме ждут монстры пострашнее. Образы, люди, события.
Все то, чего не может быть.
Все то, чего не должно было быть.
Все то, что уже было, теперь повторяется вновь.
…Мама.
Женщина с волосами цвета закатного солнца. Но она другая, не такая, как должна быть. Не такая, как на парадном портрете в замке отца. Старше? Серьезнее? Нет, просто игра воображения, ведь эта женщина точно знает, чего она хочет.
А с ней рядом мужчина. И отчего-то Лия точно знает, что именно он – ее отец. Крепко сбитый, напоминающий медведя. Человек. Маг.
И мальчик, совсем маленький, смешной, рыжий как солнечный лучик. Противный и приставучий. Родной и любимый.
– Эмми, не обижай брата, – смеясь, кричит мама.
Ведь дети, они такие дети, не могут усидеть на месте.
– Никогда…
…Мама.
Она другая, снова другая, испуганная, сжавшаяся, словно ставшая старше на много лет.
Она знает, что ей не спастись, знает, что все скоро будет кончено. Но верит, что все еще можно изменить.
– Эмми, я буду всегда тебя любить, клянусь тебе светом и изначальной тьмой, клянусь силой, которая теперь течет в твоих венах, – она обняла ее, улыбаясь, легко подталкивает рукой. – Иди.
– Мама…
И она видит ее живой в последний раз через воронку портала…
… – Эмми, – Эстель никогда не сердится, но сейчас она недовольная. – Я сколько раз просила тебя не убегать без предупреждения!
– Прости, мама…
… – Сестренка, нам с тобой всегда приходят в голову дурацкие мысли, но, если это сработает, мы сможем сами решать, как нам жить. Герои вне интриг, помнишь?
Он вырос, тот рыжий мальчик. Как его имя?
Гиацинт. Гай. Ее брат…
Вот он кто.
Она не открывает глаз, но теперь не потому, что жаждет тьмы, как избавления от боли. Просто слез слишком много. Они прорываются сквозь ресницы, скатываются по щекам, губам, бегут по шее. Щиплются, потому что коже уже больно от соли.
Но эти слезы хорошие, еще немного и они унесут прочь все ненужное, лишнее, оставят только ее… настоящую.
– Рэн, – его рубашка, наверное, насквозь промокла. – Меня зовут Эмилия Миндаль, наследная принцесса Прайма. Дочь короля Вирана Прайма и королевы Тинары Прайм, – голос прерывается, звучит хрипло, но слова она произносит отчетливо.
– Да.
– Ты знал?
– Да.
– Давно?
– С тех пор как ты здесь появилась.
– С первого дня, – с горечью сказала девушка.
Он прижал ее крепче. Боясь, что теперь, узнав правду, она больше не даст этого сделать, начнет вырываться. Оттолкнет его.
– Зачем ты это сделал?
– Я же говорил. Не могу обманывать тебя. Ты не была собой.
– А теперь стала, – горечь и яд наполняли ее слова. – Я не знаю, кто я? Лия? Эмми? У меня в голове две жизни, совершенно разные. Так какой мне верить?
