— Предположим, мы не обнаружим новых улик? — упрямо гнул
свое шериф.
— Найдем!
— А я не столь уверен. Сдается мне, Карр просто подталкивает
нас куда-то. Мы подозреваем Фарли, задаем ему несколько вопросов, он начинает
вести себя так, словно мы учиняем ему допрос третьей степени, и вызывает Карра.
Карр появляется с объяснением, которое по сути ничего не объясняет. Мы находим
дополнительную улику, и, если разобраться по существу, это единственная улика,
которой мы в действительности располагаем. Мы предъявляем Фарли обвинение в
убийстве, а Карр беззаботно заявляет: «О, ребята, у меня на руках другое дело.
Давайте по-быстрому проведем предварительное слушание и решим, что он должен
предстать перед судом присяжных». Сдается мне, что Карр, оставаясь в стороне,
заставил нас избрать Фарли в качестве убийцы. И, видимо, это как раз то, что ему
надо. Если мы сейчас уже избрали Фарли, то впоследствии мы же надорвемся,
собирая свидетельства и улики, когда нам придется предъявить обвинение другому
человеку.
Лицо Гиффорда налилось кровью, он повернулся к Селби, видимо
желая что-то сказать, но промолчал.
Брэндон же по-своему интерпретировал выражение лица
окружного прокурора:
— Конечно, я не знаток правовых закорюк, но знаю выходки
старого лиса Карра. И вообще я высказываю лишь свое мнение.
— Только свое? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался Гиффорд.
Брэндон поднялся из-за стола.
— Свое, и ничье больше.
Гиффорд повернулся на каблуках и, остановившись у дверей
кабинета, насмешливо бросил через плечо:
— Надеюсь, вы наконец соблаговолите начать работу по Роффу и
Фарли? Проверьте их прошлое, там наверняка обнаружится связь. Приложите усилия,
и вы обнаружите мотив убийства. Это ваша забота — найти недостающие улики, а я
уж как-нибудь постараюсь добиться обвинительного приговора.
С этими словами Гиффорд вышел, сердито хлопнув дверью.
У Селби было такое ощущение, словно его выгнали из
собственного дома. Минут десять — пятнадцать он молча курил, слушая телефонные
переговоры шерифа.
Затем, стараясь придать своему голосу будничную интонацию,
сказал:
— Ну ладно, пойду подкреплюсь и заодно полюбопытствую, как
продвигается дело о наследстве.
Селби, однако, не удалось ввести шерифа в заблуждение.
— Я больше верю в тебя, сынок, чем во всех остальных, вместе
взятых, — заявил он. — В конце концов здесь командую я. И я не позволю никому
обижать тебя или выпроваживать отсюда. Будь поблизости. Мы вместе станем
раскручивать это дело, если ты, конечно, сможешь ему уделить какое-то время.
— Спасибо, Рекс, — улыбнулся Селби, — но мне еще надо
кое-что сделать, а здесь, в твоем кабинете, я вряд ли смогу принести пользу. Я
не спал почти всю ночь и сейчас хочу отпраздновать освобождение от
ответственности — как следует отоспаться.
Проснувшись в три часа дня, Селби принял твердое решение —
не звонить Сильвии Мартин. Он вошел в здание суда примерно в половине
четвертого.
Судья Фэйрбенкс восседал на своем кресле, суровый и
беспристрастный. Присяжные уже были отобраны, шло изложение основных аргументов.
Старый АБК, очевидно, уже закончил предварительное представление доказательств
со своей стороны и, оставшись стоять, возвышался над сидящими, рослый и
изящный. Тонко вылепленное лицо, вьющаяся седая шевелюра, достоинство в манерах
— все это делало его похожим на аристократа, аристократа судебных залов.
Беркли Стэнтон торчал на середине свободного пространства
перед присяжными и изрекал гулким голосом утомительные банальности. Присяжные
взирали на него с отрешенным видом.
Инес Стэплтон за адвокатским столом нервно крутила карандаш.
Чуть позади А.Б. Карра сидела молодая женщина, которую Селби
с первого взгляда не узнал. Только всмотревшись внимательнее, он понял, что это
застенчивое, простенько одетое юное создание с опущенными ресницами и гладко зачесанными
назад волосами не кто иной, как великолепная Анита Элдон, которую Селби и
Сильвия еще вчера долго разглядывали в кафе.
Объявили десятиминутный перерыв. Сквозь монотонное гудение
голосов и шорох шагов зрителей, заполнивших зал суда, Селби услышал, как Инес
Стэплтон произнесла его имя. Он пересек зал и подошел к Инес, стоявшей в
свободном от зрителей углу.
— О, Дуг, — сказала она вместо приветствия. — Это просто
ужасно.
— Что именно?
— Посмотри, что он сотворил с этой женщиной. Он работал с
ней, как опытный режиссер работает с хорошей актрисой. Я уверена, что он
выдрессировал ее на все сто, она вызубрила свою роль. Теперь это застенчивая,
трогательная малышка. У нее такое простенькое платье! Но не беспокойся, она не
забыла надеть нейлоновые чулочки и так скрестила ноги, оттянув носочки, что
перед присяжными как раз открывается нужный вид.
Не слишком много, конечно. Она же так застенчива и скромна.
И так мила и слаба, что ничего не может противопоставить этому большому злому
миру после того, как умерла мамочка. Нужно видеть, как Карр склоняется над ней
для утешения. Он это делает с такой трогательной почтительностью, как будто
перед ним хрупкий цветок редчайшей красоты, а она доверчиво поднимает на него
глаза, тепло улыбается и покачивает головкой.
Блестящая пантомима — адвокат о чем-то спрашивает клиентку.
Его отеческая заботливость демонстрирует веру в то, что крошка несет в себе все
добро мира, а ее доверчивый взгляд и покачивание головы призваны
продемонстрировать, будто она не способна понять грязной корысти этих ужасных
людей с противной стороны и целиком полагается на своего адвоката. Карр
успокаивающе гладит ее руку, что на языке пантомимы означает: «Не беспокойтесь,
дорогая, присяжные не позволят этому большому, злому, нехорошему человеку украсть
ваши деньги». Проклятие! Наверное, они репетировали все утро.
— И вдобавок часть ночи, — сказал Селби. — Нельзя
недооценивать Карра и технику его поведения в зале суда. Пока ты копалась в
юридической литературе, пытаясь найти нужные статьи закона, Старый АБК подобрал
своей клиентке подходящее платье и, наверное, пару сотен раз повторил с ней эту
маленькую сценку. Сегодня он придумает что-нибудь новенькое, и завтра утром
перед присяжными откроется новая картинка. Как идут дела у Беркли Стэнтона? Что
он делает?
— Трудится без устали, — ответила Инес. — Старого моржа
невозможно заставить сменить курс. Он залил потоком своего красноречия весь зал
суда. Стоит, выпятив то, что, по его мнению, является грудью, и изрекает
банальности с видом заправского заклинателя. Посмотри на присяжных. Некоторое
время они взирали на него как на представителя некоего необычного вида
животных, а теперь, когда Стэнтон подчеркивает какой-то важный момент, Карр
направляется к своей клиентке, склоняется над ней с нежной заботой, и глаза всех
присутствующих неотрывно следят за ним. Стэнтон не может удержать внимание
присяжных. Какой-то интеллектуальный стриптиз. Ненавижу этого типа, будь он
проклят!
