— А ведь и убить могут… Может, и убивают. Люди-то пропадают…
— И многие пропадают?
— В пределах статистики. Но статистика-то нехорошая.
Малахов кивнул, каждый год в стране бесследно исчезают до пятидесяти тысяч человек, если раскидать по городам и весям, все равно выходит очень много.
— Значит, серьезные люди, эти братья Лазаревы.
— Серьезные.
— А профсоюзный рэкет?
— Ну, я не скажу, что у нас тут часто случаются забастовки… Но случаются.
— Борщовников?
— А доказать ничего не можем. Не имеет он отношения к профсоюзам. А если захочет, говорит, будет иметь. И тогда мы все тут такую прессу получим! В масштабах страны! Ущемление прав трудящихся, давление на свободу слова и так далее…
— Я так и не понял, платят Лазаревы радетелю интересов трудящихся или нет?
— Есть информация, что платят. Но не так чтобы уж очень много. Борщовников не дурак, понимает, что братьев слишком злить не стоит.
— А городской бизнес?
— И бизнес платит… Арифметика тут простая, если не платить Борщовникову, придется платить сотрудникам. В смысле платить больше. Или начнутся проблемы с персоналом. Проблемы Борщовников создавать умеет.
— Есть примеры?
— И примеры есть, и заявления. На людей оказывают и моральное, и физическое давление.
— И много заявлений?
— Одно время целый поток был, но до суда дела не доходили. Заявления забирали, от претензий отказывались…
— «Одно время», это когда?
— Да лет пять-шесть назад, Борщовников тогда это дело на поток ставил.
— А черная икра?
— А икрой он давно занимается. У него тут на всем побережье схвачено. Хочешь работать — плати за крышу… Мы, конечно, противодействуем. И с браконьерством боремся. Но отдельные проявления, так сказать, имеются.
— Земский боролся?
— И Земский боролся, и Хохлатов, и Чиркин.
— Борщовников привлекался к ответственности?
— А как его привлечешь? Он же коза ностра, — усмехнулся Ожогин. — Сам он своими руками ничего не делает. А «шестерки», кто попадется, его не сдают. С этим делом у Борщовникова строго…
— Мог он Земского заказать? — Малахов посмотрел подчиненному прямо в глаза и получил такой же прямой ответ:
— Мог!
— А Хохлатова?
— И Хохлатова мог. И Чиркина Якова Алексеевича… Хохлатов ходил к Борщевику, выяснял. Жесткий разговор был, — понизив голос, сообщил Ожогин.
— У Хохлатова? С Борщовниковым?
— Очень жесткий разговор был. Хохлатов — мужик крутой, рука у него крепкая.
— И после этого разговора произошло отравление алкоголем?
— Хохлатов был хорошим мужиком, только вот закладывал крепко. — Ожогин щелкнул себя пальцами по горлу. — Месяц мог держаться, два, три, а потом раз, и в запой. Квартира у него для этого дела была приспособлена. Он там по нескольку дней пропадал. И в тот раз, думали, пьет. Заходим, а он уже разлагается…
— Экспертиза ничего не показала, свидетелей нет… И камер нет… Я изучал дела, видеокамер нет нигде.
— И не увидите вы у нас видеокамер, — усмехнулся Ожогин. — Только дорожные, и то если высоко… Да и такие камеры умудряются ломать.
— Кто ломает?
— Скорее всего, люди Борщевика. Он эти видеокамеры терпеть не может. Сказал, что Волговодск — свободная от видеонаблюдения зона.
— Кому сказал?
— Кому-то сказал. Кто нам не скажет.
— И что, видеокамер нет нигде?
— Ну, где новые ставим, там какое-то время стоят. А потом раз… И просто сбить могут, и лазером сжечь. Мы, конечно, не сидим сложа руки, задерживаем вандалов, а толку никакого. Борщевика никто не сдает, предъявить ему нечего. Вандалов и сажаем, и штрафуем, а видеокамер в городе практически нет.
— Весело у вас тут.
— Так иначе бы вас к нам и не прислали, — усмехнулся Ожогин.
— Работать меня прислали. Работать будем, Михаил Васильевич. Плотно работать.
— Да вы уже вроде как приступили, Артем Иванович, — загадочно улыбнулся Ожогин.
— Черная икра у вас тут покойниками пахнет.
— Думаете, черная икра?
— Покойный Драбов икрой занимался, икру в Москву возил.
— Но так его могли просто ограбить.
— Горошников?
— Горошников.
— И Костарев.
— И Костарев. Это вы удачно в Весенний зашли, — одобрительно кивнул Ожогин.
Артем и не стал бы говорить ему ни о Горошникове, ни о Чижове, но сегодня ночью в поселке Весенний работала следственно-оперативная группа, информация, что называется, в открытом доступе — для компетентных, разумеется, лиц. В протокол осмотра попала и машина Горошникова с его «пальчиками», и блок цилиндров от автомобиля Драбова. Личность криминального автомеханика установили по его отпечаткам пальцев. Восемь лет назад некто Костарев Эдуард Павлович привлекался за хищение автомобиля, четыре года отсидел. Из его личного дела взят фотоснимок, размножен, розыск идет, но пока никаких результатов. И Горошникова ищут, но с тем же успехом.
— Все на Горошникова указывает.
— На него.
— Что вы можете сказать о Горошникове?
— А что сказать?… — крепко задумался Ожогин. — Ну, привлекался.
— По той же статье, что и Костарев.
— Ну да, их обоих и взяли на месте преступления. Патруль заметил, поехал за ними, а у них бензин закончился. Тепленькими взяли… Помню я это дело, помню. Через меня много кто прошел.
— Что Горошников мог делать в кафе «Регата»?
— «Регата», «Регата»… Ну да, ну да… «Регата» — это Грамарь.
— Кто такой Грамарь?
— Правая рука… Правое щупальце Борщовникова, — невесело усмехнулся Ожогин. — В нашей матушке Волге.
— В смысле?
— Сам Борщовников икрой не занимается, а Грамарь очень даже.
— И Горошников его человек?
— Ну, я не слышал, чтобы он с Грамарем был как-то связан. Но так я и не могу все знать…
— Если Горошников — человек Грамаря, значит, Драбова не просто ограбили. Икрой он больше заниматься не будет.
— Ну да, срубили мужика.
— И мужика, и его бизнес. Насколько я понял, Драбов дорожку в Москву протоптал.
— Это он зря. Икра должна через Грамаря уходить. Скупает по дешевке, продает задорого, ну, как это у перекупщиков…
— А Драбов пошел своим путем.
