— И из Весеннего не убегал?
— Нет, конечно! Эдик прокатиться предложил, ну, я не стал отказываться.
— А как у Эдика твоего машина Драбова оказалась?
— Понятия не имею!
— Зачем ты вчера к нему приезжал?
— Да просто…
— Просто Драбова подкараулил. Просто Драбова убил. Просто утопил его. Просто машину на запчасти отправил… А Грамарь просто тебя убьет.
— Грамарь?
— Не знаешь такого? — усмехнулся Малахов.
— Что-то слышал… Но мы с ним на разных полянах! У него свои дела, у меня свои…
— Одни у вас дела. И если ты сдашь Грамаря, он сядет. Как думаешь, он это понимает?
— Я ничего не понимаю!
— Скажи спасибо моим ребятам, что они тебя первыми нашли. Грамарь если найдет… А он еще может тебя найти. Это зависит от того, в какую камеру мы тебя определим. Если в одиночную, шансы выжить у тебя еще худо-бедно есть, а если в общую… Ну, ты знаешь, сколько у Грамаря торпед. И сколько он их за тобой на крытый может отправить.
— А чего сразу крытый? — разволновался Горошников.
— А куда тебя, к Людке на усиленное питание? — усмехнулся Стасов.
— Я же ничего не делал! Нет у вас на меня ничего!
— А покушение на убийство? Кто из ружья стрелял?
— Так я же оступился, и ружье не мое…
— Ты дурак, Горошников. Поэтому и притворяешься, как дурак, — сказал Павлов.
— И умрешь, как дурак, — кивнул Стасов.
— Умнее нужно быть, — подхватил Малахов.
— Что умнее?
Чистосердечное признание, это во-первых. Заявление о предоставлении государственной защиты свидетелю уголовного преступления. Это во-вторых.
— Какую еще защиту?
— Знаешь, как на особом режиме сидят? Весь день на ногах, лежать можно только ночью. Сколько там, пять или шесть часов? — спросил Артем, обращаясь к Стасову.
— Мало, — кивнул тот.
— А ты будешь жить как король. Весь день лежишь, смотришь телевизор, никто тебя не трогает. Хорошее питание, усиленная охрана.
— И руководить будешь, — с усмешкой дополнил Павлов.
— Чем руководить?
— А что в руку попадет, тем и будешь водить.
— А лет через десять выйдешь… — сказал Малахов, приложив ко рту кулак. — Или не выйдешь никогда.
— Ты что, серьезно, начальник? — скривился Горошников. — Думаешь, меня на такое фуфло можно взять?
— Я сделаю все. И даже больше. Чтобы все было в точности, как я говорю, — чеканил слова Артем, твердо глядя на него. — Сделаю все.
— Чтобы я Грамаря слил?
— Грамаря!
— А если это не он?
— Что не он?
— Ну, Драбова…
— А кто?
— Может, кто-то левый. Чисто со своим интересом…
— Тогда тебе и защита не нужна будет.
— Да?
— Зачем тебе защита от самого себя?
— Так не я убивал!
— А кто?
— Не знаю.
— А машина?
— Ну, машину я и найти мог, — в нервном раздумье кивнул Горошников.
— Нашел?
— Нашел.
— И Костареву пригнал.
— Да. Хотел узнать, чья машина. Он мог пробить…
— А он ее разбирать стал?
— Так, может, и не он?
— А кто?
— Ну, мало ли…
— Переживаешь за своего дружка.
— Ну-у…
— Это правильно, это хорошо, — проговорил Малахов. — За друзей нужно намертво стоять… А если мы не тронем Костарева? Как будто и не он машины разбирал? Как будто и не было его.
— Даже не знаю, — замялся Горошников.
— Отстанем от Костарева, как будто и не было его, — повторил Малахов. — Если, конечно, он не убивал вместе с тобой Драбова.
— Да нет, Костарев не убивал.
— Это хорошо… — глянув на Стасова, едва заметно усмехнулся Малахов.
— Не убивал Костарев.
— С тобой не убивал. А без тебя?
— И без меня не убивал, и со мной… Не мог он со мной! — вскинулся Горошников. — Потому что и меня там не было!..
— Где там?
— Я откуда знаю, где убили Драбова? Давайте без этих ваших дешевых трюков! Или я требую адвоката!
— Ты убил, Гена. Ты! — Малахов смотрел на уголовника спокойно. — И Костарев это подтвердит.
— Вы его еще возьмите!
— Возьмем, обязательно возьмем. И предъявим. А ситуация для него очень непростая, и ты должен это понимать. Машину потерпевшего нашли у него, на элементах кузова его и твои «пальчики». Как думаешь, он будет молчать? Нет, он сдаст тебя на первом же допросе.
— А на машине мои «пальчики»? — задумался Горошников.
Малахов посмотрел на Павлова, изображая досаду. Как будто проговорился, выдав страшную тайну следствия. Одну из того множества, которое может подвести Горошникова под строгий приговор суда.
— А я это говорил?
— Говорил!.. — осклабился Горошников.
— А чему ты радуешься? — хмыкнул Малахов. — Тебе срок светит, плакать надо.
— Да я тюрьмы не боюсь, — сник Гена.
— А зря… Мы ведь не доказательства твоей вины ищем. С этим делом все ясно, Костарев всего лишь подтвердит. Нам Грамаря нужно привлечь. Он заказал Драбова, он должен за это ответить.
— Да не заказывал он!..
— На себя все берешь?
— Надо будет, и возьму! — расправил плечи Горошников.
— Это тебя не спасет. Убьют тебя в тюрьме!..
— Вот только на надо каркать, начальник!
— Как думаешь, Грамарь уже знает, что ты здесь?
— Ну, не знаю… — заметно занервничал Горошников.
— Как думаешь, у него есть свои люди в изоляторе временного содержания?
— В изоляторе?
— Как думаешь, как тебя убивать будут?
— Слушай, начальник!..
— Убьют тебя, похоронят, как собаку, где-нибудь в низине, где всегда вода. Будешь там лежать в жиже и гнить…
— Я не понял, ты что, напугать меня хочешь? — Горошников вскочил со своего места.
Но Макс, надавив ему на плечи, усадил на место.
— Не получится у тебя ничего, мент!
— Ну что ж, тогда в камеру, — вздохнул Малахов. — Будем довольствоваться малым. Грамарь на свободе, тебя в землю, а нам галочка в графе раскрываемости.
