— Ну да, галочка, — кивнул Максим. — И в суде никакой возни. Прекратят дело в связи со смертью подозреваемого, а нам галочка.
— Знаешь, что такое галочка? — с усмешкой спросил Стасов.
— Да уж догадываюсь, — буркнул Горошников.
— Галочка — самая ценная женщина в любом государственном коллективе. Галочка! Все для Галочки! Все ради Галочки!
— И твоя смерть, Гена, тоже для Галочки! — засмеялся Максим. — Как думаешь, Галочка взгрустнет?… Даже не подумает. А Грамарь будет и Галочек, и Леночек, и всех вместе взятых…
— Будет! — кивнул Стасов.
— А ты, Гена, в землю!
— Ну, все, хватит! — встрепенулся Горошников.
— Ну, в общем, да. — Малахов, не мигая, смотрел на него. — В общем, все для тебя уже заканчивается. Пойду готовить тебя в последний путь.
Он оставил Горошникова на попечение Стасову, а сам, взяв с собой Павлова, отправился в изолятор временного содержания, здание которого находилось по соседству с отделом внутренних дел. Дворы соединялись напрямую, Артему не понадобилось выходить на улицу.
Следственный изолятор находился в областном центре, туда-сюда не навозишься, поэтому ИВС Волговодска представлял собой маленькую тюрьму. Двор с колючей проволокой поверх забора, вышка, отдельное здание с прогулочным двориком, полноценный штат сотрудников. Начальник изолятора, заместитель, спецчасть, группа режима, пост внутренней охраны, дежурные сотрудники, конвой. И внутри обстановка мрачная, тягостная, спертый воздух, удручающий стук решеток. И почему-то пахло соленой рыбой. Малахов не постеснялся обратить на это внимание.
— Так это, может, рыбки кто-то на дежурство принес, — пожал плечами майор Гвоздикин, круглолицый мужчина с мягкими чертами и колким взглядом.
— Красной?
Именно о красной рыбе Малахов и подумал. Красной от людской крови.
— Может быть, и красной… А что?
Начальник изолятора временного содержания подчинялся Малахову, но смотрел он на него так, как будто им руководил кто-то другой. Уж не Борщевик ли здесь главный? Этот сорняк имел массу времени, чтобы захватить и опутать своей ядовитой порослью весь город. А может, это Грамарь уже отправил сюда партию икры и рыбы. За голову Горошникова. Но это вряд ли. Когда бы он успел?
— Да ничего. Рыба у вас здесь как в порядке вещей.
— Ну, в общем, да.
— А заключенных чем кормите?
— Договор у нас со столовой, рацион в строгом соответствии с нормами питания. Рыба — сто граммов.
— Рыба и сто граммов?
— Нет, рыбы сто граммов, — улыбнулся начальник изолятора.
— Договор со столовой.
— Сами-то мы не готовим, пищеблок не предусмотрен…
— А сотовая связь? Если заключенный позвонить кому-нибудь захочет? — Малахов смотрел на Гвоздикина, как будто перед ним стояла собака, которую требовалось как можно скорее приручить и выдрессировать. Гвоздикин почувствовал суровый взгляд начальника, проникся остротой момента, приободрился.
— А это только с моего личного разрешения!.. Или моего заместителя!
— Блокиратор сотовой связи имеется?
— Аппаратура есть, но мы стараемся ею не пользоваться. Сигнал в радиусе километра глушит, а вокруг люди. Но если что, всегда можно!
— Если что… — кивнул Малахов.
Хочешь не хочешь, а Горошникова от внешнего мира нужно отрубать наглухо. Ни телефонных звонков, ни передач, ни тем более свиданий.
— Подозреваемый у нас. Сообщник остался на свободе.
— А-а, понимаю! Все сделаем!
— Лично обращаю внимание на серьезность ситуации.
— Понял! Будет полнейшая изоляция!
— Ну что ж, тогда принимайте постояльца.
Стасов доставил в изолятор Горошникова, там его приняли, оформили и закрыли в четырехместной камере.
— Под вашу личную ответственность, товарищ майор! — предупредил Гвоздикина Малахов. — Лично инструктируйте дежурных, инспекторов, конвойных. Если с Горошниковым что-то случится, увольнение будет рассматриваться как самое мягкое наказание.
Начальник изолятора поверил ему и, заискивая перед ним, заверяя в своей компетентности, проводил к выходу со двора.
— А там ничего, в изоляторе, — сказал Павлов, когда Гвоздикин оставил их. — Шконка только жесткая, матрас бы сменить.
— Это ты о чем? — настороженно глянул на него Стасов.
— Да я бы вздремнул часок-другой.
— В камере?
— Не доверяю я этим ребятам. — Макс повел головой в сторону изолятора. — Надо бы лично за Горошниковым присмотреть.
— А за Костаревым кто присмотрит? — качнул головой Малахов.
Брать нужно Костарева, и как можно скорее, пока Грамарь до него не добрался. Нет у них ничего серьезного против Горошникова, только подозрения, подкрепленные странностями его поведения. Ну и выстрел из ружья, который проходил по серьезной, но другой статье. Даже «пальчиков» на элементах кузова машины не обнаружили. А Костарев мог бы многое рассказать.
— Ну так его сначала взять надо, — глянув на Павлова, сказал Стасов.
— Вздремнуть бы пару часиков, — пожал плечами тот.
— Вздремнуть мало. Выспаться надо, давайте домой. А завтра с утра начинайте.
— А оружие будет?
— Будет. И оружие будет, и должность. Пока только в патрульно-постовой службе.
— Да мы пока только патрулем и служим, — улыбнулся Стасов.
— А Юрий наш Дмитриевич?
— Юрий Дмитриевич, Юрий Дмитриевич… — повел бровью Малахов.
Штанову, можно сказать, повезло, он мог возглавить отделение информационного обеспечения штатно и начиная с завтрашнего дня. Но куда делся сам Юрий Дмитриевич, непонятно. Артем не стал брать его с собой, но Штанов не мог сидеть без дела, он обязательно бы появился в отделе. Но нет его, ни слуху о нем ни духу. Может, пора поднимать тревогу?
Глава 6
И форма наглажена, и фуражка сидит высоко и ровно, но вид у товарища майора все равно неважный. Лицо не очень мятое, видно, Люба успела отутюжить его — крепким словечком. Но взгляд у Штанова тусклый, движения вялые, как после долгого, крепкого сна. Максим с завистью смотрел на него. Ему бы самому сейчас на боковую. А до постели всего-то четыре шага. Зайти в дом, подняться на второй этаж, там для него готова целая комната, Люба говорила, что приготовила постель.
— На службу собрался, Юрий Дмитриевич? — весело, с иронией спросил Стасов.
— Собрала! — усмехнулась Люба. — По винтикам, по пунктикам.
— Смазала?
— В смысле?