— А если Талый слишком много знает?
— Про него?
— Короче, Баштан сказал слово. Или мы его принимаем, или нам нужно срочно отсюда валить. В Хабаровске нас-то, конечно, не найдут.
— В Хабаровске мы будем не всегда.
— Ну через пару лет все забудется. И Баштан сменится…
— А слово его останется.
— Слово останется.
— Заявление забирать не надо? Просто ничего не было.
— Поскользнулся, упал.
— А Матвейчук?
— Так он и не рвался в потерпевшие, — усмехнулась Лия.
— Ну да, — не мог не согласиться Игнат.
Ничего слишком уж серьезного от него не требовалось. На него совершалось покушение, а он вправе распоряжаться своей жизнью, ему решать, наказывать Талого или нет. А от реального убийства отмазывать его не надо. Баштан сам с этим делом разберется. Если сможет. А смочь он может только в одном случае: если Талый ни в чем не виновен, если против него нет никаких улик. Ну, может, ложное алиби ему предоставит. Алиби, опровергнуть которое не так уж и сложно. Тройное убийство — это слишком серьезно, чтобы давать ложные показания, даже привокзальные шлюхи это понимают.
— А если Талый твою тетушку убил, сам его накажешь, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала Лия.
— Это как?
— «Перо» в бок, и все дела. — Она не шутила, говорила совершенно серьезно.
Но, как это ни странно, Игнат с этим согласился. Он, конечно, мент и должен поступать по закону. Но убита его родная тетка. Он может отомстить за нее как племянник, а не как мент.
— Ну, можно и так, — кивнул Жуков.
— Только так. Если Талый виновен. — Лия смотрела ему в глаза, проверяя на прочность его волю.
— Только так.
— Если я тебе разрешу.
— А ты разрешишь?
— Нет! — отрезала Лия.
— Нет?
— Я не разрешаю тебе ломать жизнь из-за какого-то урода. Свою жизнь. И мою.
— Я сделаю все по-тихому.
— И как ты потом будешь с этим жить? Не надо. Ничего не надо. Ни прощать не надо, ни убивать… И вообще, мы в отпуске. И у тебя отпуск, и у меня… Можно прогуляться к водопадам.
— Гадюк погонять, — улыбнулся Игнат, чувствуя, как проходит накопившееся напряжение.
— Завтра с утра.
Игнат кивнул. Горная прогулка его и взбодрит, и отвлечет. А ранение помехой не станет: он и сейчас довольно хорошо себя чувствует, а завтра будет чувствовать еще лучше.
И все же рана давала о себе знать. Игнат подумал, что мочить ее в море не стоит. Во всяком случае, сегодня. Но и совсем не купаться нельзя. Ничто так не заживляет раны, как морская вода.
— А сегодня у нас еще целых полдня… — сказала Лия. И вдруг загрустив, добавила: — Нужно ценить каждый час.
— Даже если впереди целая жизнь. — Игнат махнул рукой, отсекая дурные мысли.
Все будет хорошо, никто их не тронет, жить они будут долго, счастливо и умрут в один день.
— Я знаю, как сделать час бесценным. — Лия попробовала поднять себе настроение, и это ей удалось.
Поднялось настроение и у Игната. Они еще только заходили во двор, а он уже обнял Лию. А затем потащил к себе в комнату. И там наполнил текущий час особым смыслом и содержанием, сделав его бесценным. На радость себе и Лие.
А к вечеру из города вернулась Зойка. Разбитая и несчастная. Лия накрыла стол, появились родители Игната. Шел третий день, самое время хоронить покойных. Но нельзя. Трупы криминальные, когда их предать земле, решает следователь. Но помянуть тетю Вику и дядю Валю можно и нужно. Отец сходил в подвал за вином.
Игнат понимал, что верить Баштану ни в коем случае нельзя. Жуков продолжал держать под наблюдением и дом, и Лию, но от вина не отказался и очень скоро захмелел.
Разговор за столом шел о прошлом, вспоминали о хорошем, о плохом старались не говорить. А Зойка даже покаялась, вспомнив недавнюю с Игнатом встречу.
— Сама не знаю, что на меня нашло. Знаю, точно знаю, что Виктория Максимовна добрейшей души человек. А занесло. На повороте.
— Да я уже и забыл, — кивнул Игнат.
Не могла тетя Витя отравить своего мужа, ни первого, ни второго. И никакого уговора между ней и дядей Валей не существовало. Она завещала свои дома сестре и племяннику, он — дочери.
— Это все Ерогина, — сказала Зойка.
— Евгения Александровна? — спросил Игнат.
— И что эта Евгения Александровна? — нахохлилась мама.
— Да не хочу говорить, — качнула головой Зойка.
— А что там говорить! Все знают, как она Вику… Викторию нашу Максимовну ненавидела!
— Да будет, — осадил маму отец.
— И сильно ненавидела? — спросил Игнат.
Он, конечно, догадывался, что между тетей Витей и Ерогиными кошка пробежала, не зря же забор между ними напоминал китайскую стену. Раньше он в эти распри не вникал, а сейчас вдруг стало интересно.
— Ну как бы тебе сказать… — сощурилась Зойка.
— У Егора Михайловича трения какие-то с Ерогиным были.
— Трения… А из-за чего трения? — фыркнула Зойка.
— Из-за чего?
— Из-за кого! — усмехнулась мама.
— Ну все, хватит! — Отец легонько хлопнул рукой по столу.
— Да нет, батя, — мотнул головой Игнат. — Мне сейчас нужно знать все, что может иметь хоть какое-то отношение к убийству тети Вики и дяди Вали. Все интересно. От забора и до обеда.
— От забора?
— Почему забор такой высокий? Между нашим и участком Ерогиных.
— А это Егор Михайлович от Ерогиной отгородился после того, как она без мужа осталась, — глянув на маму, сказала Зойка.
И мама кивнула, соглашаясь с ее версией.
— А почему отгородился?
— А ты не знаешь? — Зойка посмотрела на Лию, которая могла знать даже больше, чем она.
Но Лия как будто и не замечала ничего. Она со скучающим видом смотрела куда-то в сторону, явно не желая участвовать в пересудах.
— Ну, ссора между соседями.
— А почему ссора?
— Говори! — чуть ли не потребовал Игнат.
— А то, что Ерогина с Егором Михайловичем… ну, это, — замялась Зойка.
И снова посмотрела на маму, как будто спрашивала разрешения говорить правду. И мама ей разрешила — так же, взглядом.
— В общем, таскалась Евгения Александровна с дядей Горой.
— И Ерогин это знал?
— Все дядю Гору грозился убить. Пока сам не угорел. — Зойка щелкнула себя по горлу.
