— Это мы удачно зашли, — промурлыкала она. — Когда мы здесь закончим, я вернусь. Чтобы познакомиться с тобой поближе, красавчик...
Молоточки в голове превратились в кузнечные молоты.
После слов Лилит бар почему-то сделался красным. Словно мне на глаза вдруг надели очки с красными стёклами...
— Ребята, — обратился я к своей банде. — Мы же не хотим платить за ущерб, правильно?
"Ребята" ответили дружным рёвом.
— И что это значит? — продолжил я, разминая кулаки.
— Что заплатят другие, — коротко и ёмко высказалась Шаробум и раскрутила шар над головой.
Забыл отметить: в то время, пока мы мило общались с барменом, вокруг стойки медленно и ненавязчиво становилось всё более людно.
Тем, кто сидел за дальними столиками, внезапно захотелось пересесть поближе, а тем, кто сидел совсем близко, вдруг приспичило сесть на соседние табуреты.
Одним словом, когда началась драка, мы оказались в самом эпицентре из очень крупных, и к тому же рассерженных байкеров.
Я уже говорил: я не боец. Никогда этого дела не любил, хотя и умел — по необходимости.
Но сейчас мне даже ничего не надо было уметь: знай себе, размахивай кулаками, похожими на две наковальни, зачем-то привязанные к верхним конечностям, и всего-то делов.
Несмотря на принадлежность к самым разным расам и национальностям, средний уровень толпы обычно равен уровню самого малоодарённого из её представителей.
Байкеры не стали исключением из этого золотого, проверенного веками, правила.
Они навалились на нас всей кучей, беспорядочно молотя по воздуху, по своим ближним, по столам и посуде.
Крики и угрозы слились в одно длинное, как световой год, и невнятное, как лекция по квантовой физике ругательство, по звуку напоминающее вой тайфуна.
И пока я ворочался в его зрачке, Лилит, Шаробум и Пила, выбравшись из кучи-малы на другую сторону, принялись методично прореживать грядочку.
Стальной шипастый шар прекрасно успокаивал даже самых крупных байкеров. После внезапной встречи их затылков с игрушкой Шаробум, гиганты делались тихими, дружелюбными, и мирно укладывались под столы, подремать.
Пила орудовал сразу четырьмя кастетами — в некоторые моменты жизни чертовски УДОБНО быть четвероруким приматом...
Что делала Лилит, я не видел.
Но постепенно вокруг миниатюрной девушки начало возникать пустое пространство, в которое почему-то никто не хотел соваться.
Мой мозг купался в дофаминовом тумане. Я наслаждался каждой секундой, каждым сочным "хрусть", с которым мой кулак врезался в чьё-то ухо, нос или челюсть.
Я вдруг понял, почему так любят подраться всякие крупные существа: медведи, носороги, Валуев...
Для них удары противников — всё равно, что комариные укусы. Злят, раззадоривают, а вреда не причиняют.
Не то, что мелкие шибздики, вроде меня — прежнего. Которого один раз ушатай по морде — и досвидос компадрес.
— А-а-а... — это был крик души. Просто так, от избытка чувств.
Здравомыслящая часть разума, которая, как и обещал крылокош, усохла до размеров горошины, пищала тоненьким голоском о том, что я пришел в "Затычку" вовсе не для того, чтобы подраться. Я должен сделать что-то важное, ЖИЗНЕННО важное...
Но что — я вспомнить уже не мог.
И поэтому продолжал самозабвенно реветь, как бизон в случке, и мутузить кулаками во все достижимые стороны.
Но внезапно мой кулак, который просто ОБЯЗАН был соприкоснуться с лицом, за неимением другого слова, зеленокожего лягушкообразного монстра, вдруг пролетел мимо.
Я промахнулся.
Потому что кулак внезапно УМЕНЬШИЛСЯ.
Остановившись посреди побоища, я тупо уставился на своевольную конечность.
И вдруг понял, что противники вокруг меня как-то вдруг выросли, УКРУПНИЛИСЬ, и теперь буквально НАВИСАЮТ над моей макушкой.
Они тоже перестали махать кулаками, и столпившись вокруг меня, зловеще улыбались.
Весь адреналин куда-то делся — вероятно, испарился, вместе с потом. И мозг, внезапно вынырнув из эйфории, наконец-то смог оценить обстановку...
И счесть её НАСТОЛЬКО отвратительной, что решил отключиться.
А тогда управление, как всегда, взяли инстинкты.
Оглядев толпу, которая ВСЯ, БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ, была выше меня на полтора метра, я мило улыбнулся и сказал:
— Привет, меня зовут Макс. Для друзей — Безумный Макс. И я думаю, как раз пришло время нам с вами подружиться.
Глава 18
Долгую, растянувшуюся, как резинка от трусов вечность, царила тишина.
Затем грянул гром.
Ведерная посуда, сработанные из дубовых стволов столешницы, люстра из тележного колеса — всё затряслось так, словно было сделано из фольги.
И только спустя несколько секунд я понял, что это такое.
Гиганты смеялись!
И предметом их веселья был я...
В голове помутилось. Вероятно, уменьшившись до своих прежних размеров, я сохранил простодушие Железного Арни, который признавал смех только в двух случаях: когда слышал смешной анекдот, или когда смеялся над кем-нибудь сам...
— Арни крушить! — заревел не до конца избавленный от адреналина мозг. Но разум, вежливо подёргав его за рукав, напомнил, что в данных обстоятельствах это будет несколько опрометчиво.
Мозг огляделся вокруг и с неохотой согласился.
— А ты молоток, — меня осторожно, учитывая разницу в размерах, похлопали по плечу.
— Да, мелкий, а в штаны так и не наложил, — донеслось с другой стороны.
— Редкий случай, — раздалось совсем рядом. — Нам даже стиралку в задней комнате пришлось поставить. Для туристов.
Мне на плечи опустилась гигантская ладонь. Принадлежала она горгониду с бородой, заплетённой в две косички и с хищным перебитым носом.
— Ты отлично держался, малёк, — горгонид широко улыбнулся, показывая крупные, как крепостной частокол, зубы.
— Спаси-бо, — слабо вякнул я, страдая под игом тяжеленной горгонидской длани.
Вместе с размерами Железного Арни меня покидала непроходимая тупость, и теперь мозг лихорадочно навёрстывал упущенное.
— Что это было? — продолжил допрос горгонид. — Какой-то артефакт, или может, ты оборотень?
Если я не буду отвечать, — догадался в разы поумневший орган мышления, — рука на моих плечах будет становиться всё тяжелее, тяжелее...
Пока в полу не останется две аккуратные вмятины с дымящимися ботинками на дне.
— Ни то, ни другое, — я искренне улыбнулся. Что довольно сложно, удерживая на плечах целый дом... — Я — начинающий маг. И это было моё первое заклинание.