— Я польщён заботой вашего повелителя, — киваю в ответ на объяснения хана.
— Славно, — облегчённо, как мне кажется, выдыхает Вахеро. — В таком случае, позвольте провести вас по нашему городу до дворца?
Хан делает шаг назад и вбок, его спутники расходятся — нет, «растекаются» — в стороны, и приглашающим жестом указывают на приведённых с собой лошадей, запряжённых в полтора десятка двух и трёхместных колесниц. Изделия из тонкого металла и резного дерева стоят посреди протянувшейся вдоль пляжа улицы, чуть поодаль встречающей меня делегации, и окружены плотным кольцом солдат.
Скакуны, запряжённые в повозки, прекрасны. Статные, гордые, широкогрудые, с заплетёнными в косы гривами, одномастные — чёрные и белые, без единого вкрапления прочих цветов.
Они притягивают взгляды снующих по портовой линии людей, и по пути к лошадям я то и дело слышу восхищённое цоканье и воодушевлённые замечания местных жителей. Они бросают на меня завистливые взгляды, явно пытаясь понять, кто именно прибыл в их город?
— Прошу, владыка Хэлгар, — Вахеро указывает на коляску, стоящую во главе всей процессии. В неё впряжены две белоснежные лошади, а сама колесница украшена золотом, словно подчёркивая, что предназначена для важной персоны.
— Следует ли мне остаться с вами, господин? — уточняет капитан Кронос.
— Нет, поедешь следом. Не будем обижать хозяев. Присмотри за нашими подарками.
Капитан кивает и остаётся рядом с двумя солдатами, несущими здоровенный деревянный сундук, в котором я привёз разного рода безделушки. Золото, драгоценные камни, изысканные платки, перчатки, расшитые жемчугом, два «ока сардуора», несколько самозарядных арбалетов, которые ялайские оружейники воспроизвели по собранным после сражения у Ай-Шадзул экземплярам — и прочие мелочи, которые могли бы заинтересовать нахара, его сыновей и жён.
Мы быстро размещаемся по колесницам. Возниц в них нет — повозками правят некоторые из встречающих и солдаты, охраняющие нас. Под заинтересованные взгляды зевак процессия трогается с места и, не торопясь, едет вдоль прибрежной полосы.
Это продолжается недолго — не успеваю я разглядеть разместившихся на пляже торговцев и насладиться прибрежным бризом, как процессия сворачивает на одну из улиц и углубляется в город.
Столица степняков выглядит… Другой. Не такой, какой я привык видеть город. Утоптанные, даже не выстланные камнем, земляные дороги коричневого цвета. Масса деревянных домов с резными ставнями, изображающими животных и разноцветными дверьми, украшенными самыми разнообразными фигурами. Эти двери почти не повторяются — ни по рисунку, ни по цвету, ни по украшениям. Самое большое здание, которое нам встречается — всего три этажа в высоту.
Я не вижу памятников или фонтанов, зато примечаю прямо на улицах центральной части города, куда мы заезжаем, тележки с углём, грузчиков, таскающих металл, конюшни и загоны, от которых ветер приносит навозный дух.
Растительности в городе тоже немного — в основном это невысокие деревца, высаженные вдоль главных улиц — как той, по которой мы сейчас едем, например.
Она заканчивается на просторной, больше двухсот шагов в диаметре, площади, на которой проходят какие-то гуляния. Здесь собралось немало народа, и если бы не колесницы стражи, ехавшие чуть впереди и разгоняющие зевак — нам бы пришлось ехать очень медленно.
Посреди площади воткнут огромный столб, на который пытается залезть подбадриваемый криками толпы кочевник — практический голый, лишь в набедренной повязке. Ещё несколько человек — без доспехов, в одних лишь свободных штанах, сражаются боевыми саблями в огороженном прямоугольнике. Ещё несколько — борются на поясах, обмотав их вокруг друг друга и пытаясь повалить соперника на землю.
Кто-то поёт, несколько групп людей водят хороводы вокруг привязанных к кольям жеребят…
С одной стороны площади установлено несколько шатров-юрт из шкур. В них сидят, наряженные в традиционные одежды, пожилые мужчины и женщины, и что-то попивают. То тут, то там, расставлено множество столов, а рядом с ними горят костры, на которых жарится мясо.
Его аппетитный запах разносится по воздуху, как и запах свежей выпечки. У меня, последние несколько дней питавшегося солониной, подводит живот.
Вот бы остановиться и как следует перекусить! Надеюсь, во дворце меня накормят…
— Что здесь происходит? — спрашиваю я Вахеро, правящего нашей колесницей. — Похоже на какой-то праздник.
Он бросает быстрый взгляд на людей.
— Да, вы правы, владыка Хэлгар. Сегодня на всех землях нашего народа радостный день, унага найр. Вам знакомо это название?
— Боюсь, что нет.
— Это главный праздник нашего народа. Он знаменует начало Нового года. Наши предки в этот день устраивали торжественную встречу божества сак’лах — покровительницы коневодства и скотоводства, которая раньше спускалась с небес и приходил благословить нас. Но боги давно покинули мир, и теперь мы лишь чтим их память. Устраиваем конные скачки, соревнования по прыжкам, борьбе, боям на оружии. Окропляем землю и огни, которые зажигаем поздним вечером в честь сак’лах, кумысом, угощаем им гостей. Также это время, когда между кланами заключаются брачные договоры, а молодых жеребят клеймят.
— Интересно…
— Да, в этом празднике сплелось много древних традиций! И тем удивительнее, что вы прибыли к нам именно в этот день! Я думаю, это хороший знак, владыка Хэлгар! Особенно в нынешние непростые времена!
— О чём вы?
— Думаю, что об этом вам стоит говорить с нахаром и его наследниками. Но скоро вам представится эта возможность — до дворца осталось немного.
И правда — мы проезжаем всего по одной узкой улице, которая сверху завешана разноцветной тканью, минуем перекрёсток и пересекаем ещё один короткий, но гораздо более широкий проспект — и оказываемся на месте.
Цитадель (если это строение можно так назвать) выглядит более монументальным чем всё, что я видел в Ишшате до этого момента. Высокое квадратное здание примерно в пятнадцать-двадцать человеческих ростов венчает массивный купол. Сам дворец расположен посреди площади, вымощенной камнем песчаного цвета, а по углам этой площади установлены тонкие шпили башен — узкие, но вытянутые, словно иглы, и на вершине каждой есть звонница с колоколами.
Площадь оцеплена солдатами, и подъезжая, я замечаю, что чем ближе к ней — тем больше на улицах народа. У самого оцепления толпа такая плотная, что стоит, почти не двигаясь. Люди лишь топчутся на месте, выбрасывают вверх руки и кричат что-то на гортанном наречии степняков.
Кто-то из сотен этих загорелых жителей степей весьма воодушевлён, другие напротив — как будто бы возмущены. Но никто не бросается на контролирующих проходы и подъезды к площади солдат с уже знакомыми мне копьями и в пластинчатых доспехах.
Народ также сидит и на плоских крышах двухэтажных домов, окружающих площадь, и когда мы останавливаемся, не доезжая до дворца несколько десятков шагов, оттуда слышатся приветственные крики.
