А Направляющий словно этого всего и не замечает!
Во мне клокочет гнев, ярость, непонимание. Что этот малефик себе позволяет?! Делаю несколько стремительных шагов, намереваясь догнать Сальфуна, потребовать объяснений, призвать к ответу — но он сам поворачивается ко мне и с извиняющимся выражением лица произносит:
— Простите, владыка. Мой недочёт — за время вашего отъезда нищие с окраин совсем распоясались. Не знаю, как эти недостойные вообще проникли в центральный квартал. Сегодня же я объявлю на них охоту, и мы объясним этим бесправным, как следует себя вести.
Он склоняется в глубоком, почтительном поклоне, а я…
Я даже не знаю, что ему ответить. Потому что вдруг понимаю — он сделал это не назло мне, не для того, чтобы продемонстрировать власть, силу или неповиновение — а потому что посчитал нужным! Потому, что привык! Потому что сотни лет так поступали все чернокнижники Ялайского королевства! Для них жизнь обычного крестьянина, горожанина, а уж тем более нищего, значила не более чем жизнь жука под ногами.
А с жуками переговоров не ведут и не ждут, пока они уберутся с дороги. Их просто давят…
* * *
Случившееся во время прибытия заставило меня прозреть. Я, конечно, знал, о бедственном положении обычных людей в Ялайском королевстве, но даже не представлял, что всё настолько плохо! Прошло всего полтора месяца, как я получил власть, и вникнуть за это время во все тонкости внутренней политики просто не успел.
Был сосредоточен на том, что наваливалось в первую очередь — волнения на границах, огромные армии, которые надо было кормить, генералы и малефики, Направляющие и Высшие без приказов, которые не представляли, чего им ждать от молодого правителя, шпионы в Империи, назревающий голод…
Столько проблем, которые требовали моего личного и немедленно вмешательства… Погрузившись в них, я продолжал мыслить, как имперец — и совершенно напрасно. Меня окружали люди, выросшие и прожившие жизнь в совсем другом государстве.
Мрачном, бедном, грязном и жестоком. В государстве, которым правил безумец, половину времени создающий кровавых монстров и убивающих своих подданных, а вторую половину посвящавший тому, чтобы подготовиться к масштабной войне.
Удивительно, как Ялайское королевство вообще не развалилось при таком правлении!
Очевидно, эта хрупкая конструкция удерживалась на магии и её производных — Советниках, Высших и Направляющих. Именно они были настоящей властью последние семнадцать лет, а за долгие десятилетия и века, предшествующие падению Ирандера, малефики приспособились к его постоянным помутнениям рассудка, и выработали определённую стратегию выживания.
Именно поэтому они были такими — ни во что не ставящими человеческую жизнь, ценящими только магию и власть, которую она дарует.
А простой народ, запуганный, забитый до состояния обыкновенных рабов, не мог ничего сделать. В Империи они были никому не нужны, а чернокнижники, не будь дураками, при всём своём «сумасшествии» кроме «кнута», применяли и «пряник». Докажи, что можешь быть полезен — и для тебя найдётся дело!
Например, служба в армии, где несчастные бесправные могли рассчитывать хоть на какое-то содержание, хоть на какие-то привилегии, была пределом мечтаний многих ялайцев…
Извинившись перед Сейраном и передав его на попечительство Беренгара (иллюзорный призрак привёл юношу в дикий восторг), несколько следующих после прибытия дней я разгребал дела и размышлял о случившемся на центральном проспекте, погружённый в мрачную меланхолию.
У меня были мысли, как можно облегчить участь народа — ведь я совершенно точно не собирался оставлять всё как есть! — но быстро осуществить их оказалось невозможно.
Вековые устои не меняются за пару дней…
Да и наказывать Сальфуна за то, что он поступил так, как привыкли поступать все чернокнижники королевства, было не очень умно — имеющие власть малефики просто не поняли бы меня, а множить проблемы было совершенно ни к чему.
Требовалось хорошенько всё продумать, и действовать, имея на руках хороший и надёжный план.
А тем временем прибывшие из Ай-Шадзул гонцы, которых я отправлял к имперцам, вернулись. И вернулись не одни.
* * *
Встреча, которая сейчас происходит — самая странная из всех, которые только можно представить…
Тронный зал после моего возвращения снова меняется — теперь крыша по центру заменена на огромный прозрачный купол. И принимая нежданных гостей, я сижу на троне под падающим сверху потоком солнечного света. Будто один из Святых предков…
Иронично, ничего не скажешь… Словно замок решил таким образом подшутить над моими гостями — послами Империи.
Честно говоря, отправив полтора месяца назад к Лавенгейскому валу своих переговорщиков и не получив никакого ответа от представителей имперских властей, я не рассчитывал на диалог в ближайшее время. Особенно учитывая, как мы «разошлись» с Императором.
Однако я ошибался…
Когда мне доложили о том, что к Ай-Шадзул прибыла делегация под белым флагом и с просьбой аудиенции нового правителя Ялайского королевства, я удивился — но всё же открыл портал, ведущий в Терразор. Не только чтобы сэкономить послам время — но и для того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою силу и магическую мощь.
Это было отнюдь не ребячество. Пусть я был молод, но уже прекрасно понимал, как важно демонстрировать силу, чтобы лишний раз предостеречь имперцев от глупостей. Раз Айтор прислал ко мне людей — пусть они напомнят ему, какие у меня есть возможности.
Однако, увидев, кто прибыл говорить от имени Империи, на несколько мгновений все заготовленные слова застревают у меня в горле.
Так что сейчас я, стараясь сохранять невозмутимый вид, просто разглядываю послов.
Их немного. Двое мужчин, две женщины, и четвёрка сопровождающих их солдат из числа тех, кому я разрешил войти во дворец, посчитав, что гостям из Империи так будет спокойнее. Остальные двадцать человек и магов остались во внешнем дворе, но мне хватило и тех, кто вошёл внутрь по моему приглашению…
Впереди всех стоит граф Солас Канти — высокий, поджарый, с аккуратно подстриженной клиновидной бородкой и в богатой одежде преимущественно фиолетовых и оранжевых цветов. Кафтан, узкие брюки, жилет, шаперон, сапоги, перчатки, ножны — всё в его облике выверено до мельчайшей детали, и глядя на отца Изабель, я вдруг понимаю, что он выглядит так, как в тот день, когда нашёл меня в Верлионе, подумав, что его дочь сбежала ко мне.
Собственно, главный объект моего потрясения стоит в шаге за графом Канти — это сама Изабель…
Сердце начинает стучать чаще в тот момент, когда она заходит в зал. Я никак не мог ожидать, что сюда пришлют мою подругу детства! Учитывая, при каких обстоятельствах мы расстались, я искренне удивлён, что она согласилась на такую поездку.
Зачем её вообще отправили сюда?!
