Бежать дальше в холмы сил не было от слова совсем, к тому же, это было бессмысленно.
Уж на ровном-то пространстве эти мутанты догонят меня как нечего делать…
Какой там военкомат! Какие там Оксана и методист-истеричка!
В этот момент я, как никогда остро, понял, что всё это сущая ерунда по сравнению со смертью.
А я, несмотря на все навалившиеся проблемы, дико не хотел умирать.
Сам не помню, как у меня в руке оказался скальпель с убитым лезвием, но я стиснул его так, словно от него зависела моя жизнь.
Умом я понимал, что скальпель — худший инструмент для самозащиты, но ничего не мог с собой поделать.
Эта полоска стали давала так необходимую мне иллюзию защиты.
— Какой же я дебил! — пробормотал я, вспоминая брошенное копье, перцовый баллончик и меч… противника. — Ну ей-Богу! Что мне стоило подхватить с земли хотя бы перцовку или даже клинок!
Я не придумал ничего лучшего, чем присесть за деревянный столбик и, распахнув свой чемоданчик, судорожно в него зарыться.
Миорелаксанты, анальгетики, нейролептики, антидоты, седативные, транквилизаторы и прочие лекарства помочь мне никак не могли.
Разве что вколоть себе какое-нибудь седативное?
Фонендоскоп, тонометр, катетеры и зажимы, жгуты и перевязочные пакеты тоже.
Пинцет, ножницы и скальпели?
И что я буду с ними делать? Метать, как чертов ниндзя?
Я с отчаянием посмотрел на шприцы и захлопнул чемоданчик.
Тяжелый — глядишь, и прикроюсь им от первого удара или, если повезет, долбану им кого-нибудь в морду.
— Ахаха! — истерично рассмеялся я, представляя себе схватку студента-медика и двухметрового оборотня в облачении римских легионеров.
— Не майся дурью, Саня, — прошептал я, затравленно наблюдая, как из леса выскакивают разъяренные мутанты. — От судьбы не убежать…
На меня накатило какое-то равнодушие, и я, опершись на неожиданно теплый столбик, поднялся на ноги.
Возможно, это был отходняк от скоротечной схватки и не менее скоротечного бегства, возможно во мне что-то перемкнуло…
Но я совершенно спокойно смотрел, как рычащие от злости волколаки приближаются к моей полянке.
Кто-то из них хромал, подволакивая раненую ногу, кто-то зажимал пробитое плечо…
Я же, зажав в руке скальпель с искореженным лезвием, молча ждал развязки.
Мне было решительно непонятно, где эти мутанты получили свои раны, и я даже на мгновение воспрял духом — вдруг в лесу сидят их враги?
Но стоило мне бросить взгляд на приближающихся воинов, как стало понятно — если в лесу кто-то и был, то так там и остался.
Слишком уж уверенно шли эти легионеры с волчьими головами — так не идут, если за спиной осталась угроза.
Пятеро воинов, двое их которых оказались ранены, разошлись полукругом и замерли у края поляны, сверля меня ненавидящими взглядами.
Выглядели они ну очень страшно — кольчуги, короткие клинки, темные плащи и, самое главное, полные злобы оскалы белоснежно-острых зубов.
Не знаю, сколько они так стояли — минуту, две, пять?
По моему субъективному восприятию, прошёл целый час, за который я успел основательно поседеть.
Несколько раз я чуть было не срывался в попытках сбежать в холмы, но каждый раз себя тормозил.
Судя по их поведению, они только и ждут, когда я покину пределы этой чертовой поляны, а значит… нужно стоять.
К тому же, двое раненых и не думали перевязать раны и молча истекали кровью, что давало мне смутные шансы на…
Ой, да кого я обманываю!
Так я и стоял, то пытаясь отдышаться, то прикидывая свои шансы на случай ближнего боя, пока не появился он.
Когда за спинами этих чертовых мутантов появился человек, я понял, что такое настоящий страх.
Невысокий, ниже меня, закутанный в видавший виды плащ, этот… человек внушал самый настоящий ужас.
Ту самую жуть, которая шла от деревянных столбиков и увиденного на поляне шатра.
Не знаю, как объяснить, но мне показалось, что на меня смотрит сама смерть. А я, будучи студентом шестого курса меда, много чего успел повидать.
И ночные выезды на скорой, и подработка в ковидном, и стажировка в онкологическом отделении.
Я видел бездомных с гангренами и наркоманов, гниющих изнутри.
Видел отчаяние, поселившееся в глазах пациентов хосписов, особенно так рано повзрослевших и лишенных детства детей.
Видел, как убивший своего собутыльника мужик пытается удержать свои кишки, вываливающиеся из распоротого живота.
Видел пьяную женщину, которая выбросила своего ребенка из окна из-за того, что он громко кричал.
Видел пятнадцатилетнего пацана, умирающего от ожогов третьей и четвертой степени….
В те моменты смерть была рядом, незримым присутствием щекоча затылок и вызывая невольный трепет.
Сейчас же, ни о каком трепете речи и не шло.
От идущего ко мне человека так и смердило не просто смертью, но мучениями и страданиями.
Точнее, не смертью, а… некромантией. Да, точно, некромантией!
И это было чертовски страшно.
— Абрыр! — некромант остановился на краю поляны и вопросительно посмотрел на самого рослого мутанта.
— Гжак! — Неохотно прорычал волколак и недовольно клацнул острыми клыкам.
Возможно, они произносили какие-то другие звуки, но я услышал именно так.
Некромант неодобрительно покачал головой и шагнул на поляну.
Мне мгновенно стало не по себе, а низкие тучи, висящие над нами, казалось, замедлили свой бег.
Подойдя чуть ли не вплотную ко мне, мужчина принюхался и с отвращением скривился.
— Кажук! — высокомерно процедил он сквозь зубы и убрал правую руку себе за спину.
Его глаза вспыхнули изумрудно-зеленым светом, и я с удивлением почувствовал, что мне срочно нужно распахнуть свою куртку.
Изумрудный свет стелился не только из глаз некроманта, но ещё и от вкопанных в землю столбиков, и даже по периметру поляны.
Я же тем временем расстегнул куртку левой рукой и рванул свой кардиган вместе с рубашкой.
Помог бы и правой, но она была занята, из последних сил сжимая скальпель.
Сил противиться воле этих изумрудных глаз просто-непросто не было.
— Кажук Гыда! — торжественно заявил некромант и, уже не скрываясь, достал из-за спины изогнутый ритуальный кинжал.
Отдай он сейчас кинжал мне и скажи вонзить его себе же в грудь, я бы так и сделал!
