– Я знаю, но я спасу вас. Этого мне будет достаточно.
– Почему они умирают? – произношу вслух мысли. – Самые дорогие нам люди… Почему?
– Так бывает.
– Это жестоко.
– Не во всем есть и может быть справедливость. Не мы определяем срок жизни.
– Мой отец определил. Почему ему это было позволено?
– Это не одно и то же.
– Какая разница, если по факту ее больше нет.
– Значит, ради матери, вы не можете взять и сдаться. Она не для этого жертвовала собой. Не для того, чтобы вы лежали и прощались с жизнью.
Морщусь от его слов, словно он меня пронзил острым копьем, прямо в живот.
– Я не просила об этой жертве. И никогда бы не стала.
– Она мать, ее не нужно просить. Она сама знает как надо. У меня такого выбора не было. Иначе я бы поступил так же.
– Мне этого не дано понять, – обреченно выдыхаю, не понимая, как это возможно так сильно любить ребенка, чтобы вот так поступить. Хотя разве я не отдала бы за маму свою жизнь? Заслонила бы от пули, если бы та летела не в меня? Разумеется, да. Жаль, Давид меня не любил также отчаянно, ведь я бы… Неважно. Он в любом случае этого недостоин большего.
– Все впереди, – отнимает меня у мыслей голос мужчины.
– Не уверена, что буду способна, снова выйти замуж, родить детей, – сердце ноет, вспоминая того, кто его предал недавно.
– Время лечит. Сейчас так, потом будет иначе.
– Сколько времени мы в пути? – задаю вопрос, чтобы отвлечься от этих угнетающих мыслей.
– Почти три дня.
– Много. А где мы сейчас? – приподнимаюсь на локте и смотрю на пустынную дорогу и «пробегающие» рядом поля.
– Мы в Смоленской области.
– Мне казалось, что мы были на юге.
– Так и есть. Маршрут запутанный, чтобы нас потеряли на время из вида. А пока будут искать, мы уже пересечем границу.
– Мы уезжаем из России? – отчего-то с тоской спросила, думая о маме и похоронах, которые я не могу организовать.
– Да. Боюсь, что сюда мы не вернемся больше.
Прозвучало обреченно. А может это и к лучшему вовсе. Здесь я оставляю мою первую и больную любовь, а еще ту, что родила и так рано ушла из-за меня… Стираю слезу, что медленно скатилась по щеке от боли и обиды.
– А как мы ее пересечем? Сразу же станет известно об этом.
– Не станет. Все схвачено.
– Ладно, – ответила, не ощущая больше сил на дальнейший разговор.
– Еще два часа и мы будем в Беларуси. А дальше немного придется проехать и на месте окажемся.
– Хорошо. Делайте как знаете, – снова легла, и подложив руку под голову, попыталась уснуть.
Следующее пробуждение было уже на границе. Карим все сделал сам. Его не было около двадцати минут. А когда он вернулся, мы сразу же поехали дальше. Удивительно, ведь под словами, что все схвачено, я думала, что придется ползти через колючую проволоку.
– Так просто оказалось, – снова выдаю вслух, что думаю.
– Так, кажется. Просто уже до этого момента было заплачено много денег. Сейчас я отдал оставшуюся половину.
– И сколько стоит наше исчезновение?
– Зачем это вам? Просто радуйтесь, что нам удалось выехать без проблем и нас никто не нагнал.
– Значит, отец не умер?
– Думаю, нет. У меня не было времени осматривать его.
– Жаль. Стоило остановиться и снова в него пустить пулю. Он на жизнь право потерял, когда отнял ее у мамы.
– Согласен, и, быть может, он уже скоро закончит свои дни.
– Надеюсь, – проговорила, отвернувшись к окну.
Следующая остановка и две после нее были на заправках и кафе. Мы все делали в спешке. В одной из таких я купила новую футболку и спортивные штаны, потому что джинсы давили и были несвежими за четыре дня пути, жаль душ принять, не было возможным.
Конечным пунктом был небольшой и милый дом, за невысоким забором на окраине такого же небольшого города. А встретила нас женщина. Улыбчивая, приветливая и добрая на вид.
– Карим, вы? – спросила, не выходя к нам за забор.
– Я и дочь Алии Самар, – он вылез и показался ей на глаза, я же по его наставлению осталась в машине.
– А где сама Алия?
– Она не приедет.
– Как это? Мы говорили с ней неделю назад и…
– Моя мама умерла четыре дня назад, – подала голос и вышла из авто, показавшись хозяйке на глаза.
– Ах… – она приложила руки ко рту и, кажется, заплакала.
– Кто вы?
– Я Оля. Мы с ней знакомы с детства. Жили в соседних домах, пока я с родителями не переехала сюда.
– Она говорила о подруге детства.
Женщина смахнула слезы, и открыв калитку, а после и ворота впустила нас.
– Я соболезную, Самар.
– Спасибо, – ответила без попытки улыбнуться, потому что повода не было совсем.
– Проходите. Ваши комнаты готовы уже.
– Благодарю. И за вашу помощь тоже.
– Ну что ты, милая. Я рада помочь. Чувствуй себя как дома, – она ласково улыбнулась и спрятала прядь моих волос за ухом, а я будто ощутила прикосновение мамы.
– Я не знаю, что значит «как дома», – грустно скривила губы. – У меня его нет…
– Теперь есть, Самар, – приобняла за плечи и повела вперед.
Первые сутки в новом месте я просто спала, приняв желанный душ. Меня пару раз тошнило, но до рвоты не доходило, поэтому я, переждав приступ снова засыпала.
Пробуждение каждый раз давалось с трудом и первые минуты все казалось страшным сном. Отличный самообман. А после, все опускалось на плечи тяжелым грузом, что становилось еще хуже.
Сначала Давид, потом отец и потеря мамы.
Всего одни сутки и моя жизнь осталась под толщей земли, упав куда-то в ад, если он существует.
Мне хотелось быть эгоисткой, залезть под одеяло и стать затворницей, проведя всю жизнь в одной комнате. Но я не могла так поступить. В первую очередь по отношению к той, что отдала свою жизнь за меня, веря, что я проживу ее достойно.
Я не могла быть эгоисткой ради мамы. Я не имела права ее подвести.
На телефоне было немного фото, а виделись мы не очень часто. К тому же этот гаджет новый. Карим сказал это необходимо. Поэтому я не знаю как, но первым делом в тумане от ее смерти, скинула фото на новый, прежде чем выкинуть старый. Я рассматривала их с большой грустью и болью в сердце. Оно болело по ней. Оно тосковало и плакало.
– Я очень люблю тебя, мамочка. Прости и спасибо тебе за все, – поцеловала застывшее на экране изображение, где она мило улыбалась и поставила в блок.
