Не знаю, сколько точно времени из выделенных двадцати минут я просидела вот так с ним, держа за руку. Но когда слезы высохли, я склонилась над ним и поцеловала. Аккуратно, в уголок губ шепнув на ухо только для него одного:
– Я очень тебя люблю и ни за что не уйду.
– Это именно то, что я хотел услышать, мышка моя, – ответил и схватил меня свободной рукой, заставив испугаться.
– Боже… Ты меня напугал, – заглянула в его глаза, которые искрились, как никогда, жизнью.
– Тебе не стоит меня бояться, а теперь быстро поцелуй мужа.
Улыбнулась и прильнула к его губам своими. Впервые, кажется, действуя, сама, без его напора, к которому все-таки привыкла.
– Как себя чувствуешь? – с трудом, оторвав меня от себя, задал вопрос, волнительно осматривая.
– Все хорошо. Рана зажила, но останется шрам.
– Ребенок?
– И с ним все хорошо.
– Так, я должен убедиться сам. Подними руки вверх.
– Зачем?
– Самар, я должен убедиться сам.
– Ты не врач, что за… – хотела продолжить настаивать на абсурдности его действий, но взглянув в упрямые глаза, поняла, что это бессмысленно.
Подняла руки вверх и не успела спросить, как именно он хочет убеждаться в моем состоянии, как он все сделал сам.
Халат, который мне принесла Настя, вместо больничного тут же разъехался в сторону и муж, застонав, откинулся на подушку.
– Умоляю, склонись надо мной.
– Да что ты творишь? Сейчас врач придет, – начала поправлять одежду.
– А ну, оставь, – убрал мои руки и сам, аккуратно приподнявшись на локте, подтянулся к груди, которая так его влекла и манила.
– Ну это пиздец просто, – сказал и припал губами к болезненным соскам, которые вмиг зачесались.
– Давид… – выпалила и застонала после того, как он их укусил по очереди. – Как же приятно, еще…
– Вот и моя мышь-развратница вернулась. Закрой палату, трахаться будем.
Его слова тут же меня вернули на место.
– С ума сошел?
– Ты откуда такая смелая взялась? – прищурился и начал смотреть, как я поправляю халат, завязывая потуже.
– Где взялась, там висит табличка «занято».
– Ща врач меня выпишет, я тобой займусь. У меня член колом стоит, – хватает мою руку и опускает на свой вздыбленный пах. – Хоть помогла бы.
– Ну ты и пошляк, – дергаю кисть, но он перехватывает меня так, что я оказываюсь снова прижата к его груди, а лицом перед его лицом.
– Я люблю тебя, Самарита.
Признание окончательно выбило воздух, и я вновь расплылась в слезах, обнимая своего любимого и единственного мужчину.
Давид
Никогда в жизни не чувствовал себя так погано. Нет, в меня стреляли, меня резали ножом и все это не по одному разу было, но почему-то в этот раз я как развалина не мог нормально шевелиться. Еще и перед Самаритой пришлось немного похрабриться сквозь боль, чтобы не лила слезы надо мной, а улыбалась.
Кажется, я старею.
Но блядь, то, что она рядом это охренительно.
Когда ушла, я сразу же вызвал врача и потребовал, чтобы нас с ней в одной палате определили. Приплатил немного и вот уже все его отмазки «Так не положено», превратились в «Да, конечно».
– Как ты это провернул? – улыбается, лежа на своей кровати. Жаль, их вместе не поставили.
– Я же Мартынов.
– А я, кстати, нет.
– Ни хрена себе заявление, – аж прозрел и сон прошел.
– Когда мы с Каримом приехали в Беларусь, мне сменили фамилию и статус семейный.
– Можешь ту бумажку выбросить, и чтобы я такого больше не слышал, поняла? – говорил я строго и, может быть, даже грубо. Но она улыбалась.
Помимо старости, я еще и хватку теряю. Хотя эта дерзкая девчонка мне нравится даже больше.
Только хочу попросить ее залезть ко мне под одеяло, как нас прерывает вошедший врач.
– Здравствуйте, – здоровается, улыбаясь жена.
– Добрый день, как ваше самочувствие? – подходит к ее кровати, а эта ложится и задирает халат, оголяя живот. Спасибо, что трусы прикрыла, хотя много это не меняет на самом деле.
– Это че за херня? – не выдерживаю, смотря на них и на то, как он тянет руки к ней, блядь.
– Это акушер-гинеколог, Вячеслав Степанович. Это мой муж, Давид.
– Да мне насрать, тело прикрой, – порываюсь встать, но спину простреливает болью резкой, что я падаю назад.
– Давид, это врач. Он просто пощупает живот, чтобы с малышом все было в порядке.
– Я тот, кто имеет право щупать твой живот и всю тебя. А ты убрал свои руки и позови врача другого пола.
– Давид, – укоризненный слышу возглас сбоку, но прожигаю дыру в мужике, который встает с постели Самар и кивнув выходит. – Это было грубо.
– Самар, просто тихо полежи, – взрываюсь от злости и не хочу еще и ей нагрубить. Поэтому не поворачиваюсь к ней на всякий случай.
– Не буду. Врач – это бесполое существо.
– Мужик – врач, да еще и акушер-гинеколог, это мужик. Так что не пытайся меня переубедить.
Снова входит врач, женщина. И я довольный наблюдаю, как она ее осматривает, ощупывает и говорит, что все хорошо.
– Доволен?
– Я? Очень. А ты нет? – смотрю на пыхтящую красавицу рядом.
– Ой, ну тебя, – отмахивается и берет в руки журнал какой-то.
Тихо наблюдаю за перевернутыми картинками и за ней самой, спрятавшейся за бумажками.
– Какой срок? – задаю вопрос, потому что хочу знать все.
Она сразу же выглядывает из-за укрытия с улыбкой.
– Десять недель.
– И пока что непонятно кто там?
– Не-а. Еще даже не шевелится. Говорят, что недели через четыре – шесть начнет.
Снова разглядываю ее. Красивое лицо, на которое падает пара черных локонов, плавный изгиб тела от талии до бедра и ниже, к ножкам. Про грудь я вообще молчу. Мне будут сниться самые грязные сны, пока не получу ее в полной мере.
Я так по ней соскучился и так рад, что она в порядке.
Карим сука, но спасибо ему. Хотя за то, что ее забрали хочу сам его придушить. Однако и у меня ее отняли, твари.
– В чем дело? – подходит и садится рядом, увидев и почувствовав, что я не в порядке.
– Ни в чем, злюсь.
– На кого?
– На всех, – перехватываю руку, которой она гладит мое лицо.
– Я уже рядом, а остальные мертвы, кто был причастен.
