- Бабушка болеет.
- Да, я знаю… Там все серьезно.
- Да, ей все хуже и хуже…
Мы снова замолкаем. Я грызу губы и безуспешно пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. Алекс, задрав голову кверху, чешет языком зубы.
- Почему ты вернулся? - наконец, решаюсь спросить я.
- Помочь хочу, - отвечает после секундной заминки.
- Это из-за покушения?
- Из-за него тоже.
Оттолкнувшись от стены, я начинаю двигаться в сторону своих комнат. А что я хотела услышать? Что он вернулся из-за тоски по мне?
Хотела, глупая, хоть и знала, что не услышу.
- Ирма, - Алекс идет шаг в шаг со мной. Не отстает, - теперь из дома выезжаешь только со мной.
- Хорошо, что еще?
- Каждый свой шаг согласовываешь со мной. Рассказываешь о каждом странном звонке, услышанном слове, взгляде.
- Даже так? – усмехаюсь тихо.
- Даже так.
Торможу у двери и, развернувшись к нему, складываю руки на груди.
- У тебя уже есть предположения, кто бы это мог быть?
Алекс немного склоняется над моим лицом. Не спеша, рассматривает его, останавливает взгляд на губах. Чувствую в низу живота неожиданный толчок. Растерявшись, слегка дергаюсь и отворачиваюсь.
- Есть, но я пока не уверен на сто процентов.
Я невольно ежусь.
- Андрей его вычислил?
- Андрей очень помог это сделать.
- Как мне себя вести?
- Естественно, - прочищает горло, - и еще, Ирма… одна просьба…
- Какая?
На языке вертится что-то типа «Попросишь не обижать Лену?», но я в последний момент его прикусываю.
- Окружающие должны думать, что я вернулся именно к тебе.
- Почему?
- Чтобы не вызывать подозрений. Версия правдоподобная.
- То есть, на людях мы должны изображать пару? – немного подумав, спрашиваю я.
- Если тебе не сложно.
- Мне нет, - хмыкаю негромко, - а тебе? Лена не будет против?
- Не будет.
- Спокойной ночи, - развернувшись, вхожу в комнату и закрываю дверь перед его носом.
Стою, не шевелясь, около нее еще несколько минут. Алекс тоже не уходит. Наконец, слышу тяжелый вздох, его тихое «Спокойной ночи» и удаляющиеся шаги.
Глава 40.
Ночью уснуть не выходит. Слишком часто бьется сердце, слишком много мыслей в голове, слишком много воспоминаний.
Едва дождавшись восьми утра, звоню в больницу.
- Ей хуже стало, - говорит врач, - ночью делали диализ.
- Она в сознании?
- Сейчас – да.
- Я приеду, - говорю в трубку и отключаюсь.
Какая бы опасность мне не угрожала, я не могу не попрощаться с бабушкой.
Одевшись в брючный костюм, закалываю волосы в высокую прическу. Немного подкрашиваю глаза и наношу румяна на бледные щеки. На кухне наспех выпиваю чашку горького кофе и иду к дяде в кабинет. Он любит поработать там с утра.
Стукнув в дверь, сразу ее открываю.
- Доброе утро, - неожиданно смущаюсь, встретившись глазами с Алексом.
Сидя напротив дяди, он просматривает какие-то бумаги.
- Доброе, - отвечают мне.
- Бабушке хуже, - произношу сипло, чувствуя, как горло сдавливает спазм.
- Я уже знаю. Сейчас поедем.
Сам дядя тоже выглядит неважно. Взгляд уставший, кожа бледная, а в уголках глаз залегли ярко-выраженные морщины.
- Машина готова, можем ехать, - говорит Алекс, поднимается со стула и, подойдя, берет мою ладонь.
Я мгновенно камею. Он ведет меня по коридору, а я, стараясь не отставать, переставляю непослушные ноги и смотрю на наши сцепленные руки. Мои пальцы дрожат, Алекс сжимает их крепче.
Только оказавшись на крыльце, я вспоминаю, что мы изображаем влюбленных. Играем роли.
Подавившись разочарованием, я все же сдерживаю порыв вырвать свою руку. Послушно иду рядом и даже улыбаюсь, когда он помогает мне сесть в бронированный джип.
Дядя устраивается рядом, а Алекс и Михаил впереди. Следом за нами выдвигается машина сопровождения, в которой едут Лев, Андрей и Алексей.
В больнице Грозовой позволяет себе еще большую вольность. Ведет до реанимации, обняв за плечи, и со стороны мы действительно выглядим, как пара.
- Только, пожалуйста, не долго, - просит доктор, запуская нас с дядей в палату.
Бабушка не спит, дыша открытым ртом, смотрит в потолок, а услышав посторонний шум, скашивает глаза в нашу сторону.
- Привет, ба… - шепчу тихо.
Она моргает, переводит взгляд на дядю. Делает еле заметный жест рукой, призывающий его склониться ниже. Понимая, что она хочет ему что-то сказать, отхожу к окну.
Смаргивая слезы, терпеливо жду своей очереди. Бабка хрипло шепчет, дядя больше молчит, иногда поддакивает.
- Ирма, подойди, - зовет он, отходя к двери, - я в коридоре подожду.
От меня не укрываются слезы на его глазах, но решаю сделать вид, что не заметила их, потому что дядя ненавидит слабость.
- Как ты, ба?..
- Немного мучиться осталось… - хрипит с трудом.
Судорожно вздохнув, я закусываю губы изнутри. Аккуратно беру сухую ладонь в руки и подношу ее к губам.
- Приехал? – спрашивает тихо, и мне кажется, я вижу проскользнувшую на ее изможденном лице улыбку.
- Приехал…
- К тебе…
- Нет, ба, не ко мне, - качаю головой.
- К тебе, дура… - шепчет еле слышно, - смотри, не просри…
Не спорю. На миг представив, что это правда, улыбаюсь сквозь слезы.
- Я постараюсь…
- Дочку Лизкой назови.
- Хорошо.
Внезапно ее лицо расслабляется, глаза закатываются.
- Ба!
- Все… иди…
Склонившись, я порывисто прижимаюсь к еле вздымающейся груди, затем целую впалые щеки. Бабушка болезненно морщится.
- Иди, внучка…
- Ирма Сергеевна, - слышу над головой голос реаниматолога, - довольно, не мучайте ее.
Кивая, бросаю на нее последний взгляд и выхожу в коридор, где сразу же попадаю в объятия дяди. Алекс стоит рядом, но посмотреть на него у меня не хватает духа.
Мы проводим под дверями реанимации еще примерно час, после чего дядя отправляет меня с Алексом домой, а сам остается с матерью.
