Ужин прошел в молчании. Кофе, как всегда, пили в гостиной.
– Ты говорила, что драгоценности, которые дарил тебе Поль, были всего лишь бижутерией? – вдруг обратился к ней Джордан.
– Большинство.
– Сколько же ты за них получила?
Лайэл ответила, но по выражению его лица поняла, что Джордан ей не поверил. Если бы не эта история с авансом, она бы могла сейчас показать ему эти вещи и он бы все понял. Теперь же у нее нет доказательств.
– И конечно же перечень проданных вещей с проставленной ценой тоже не сохранился, – заметил он язвительно.
Если бы только он существовал… «Если бы», должно быть, два самых печально бесполезных слова в языке.
Оценщик все время непринужденно что-то болтал, перебирая на прилавке украшения, потом отсчитал общую сумму и передал Лайэл деньги. Да, для нее это была сумма. И, что более важно, этих денег хватало на уплату аванса. Ее не покидало чувство горечи и вины, что вот она продает подарки Поля. И, как только продажа состоялась, Лайэл как можно быстрее вышла из магазина. С оценкой она сразу согласилась, получила наличными, положила в сумочку и сразу же пошла и уплатила аванс.
– Сохранился? – настаивал Джордан. Лайэл, ни слова не сказав, отрицательно покачала головой.
– Ты всегда ходишь в эту лавку? – спросил он. Лайэл недоуменно посмотрела на него.
– Я хочу спросить, подарки от своих поклонников продаешь в одном и том же месте? – разъяснил он.
– Ты так говоришь, будто считаешь, что я совсем бессердечная и очень корыстная. Хуже чем продажная женщина…
– Ты и на самом деле хуже. Продажная женщина предлагает себя, а это стоит денег. А что ты предлагала взамен, кроме поцелуев и пустых обещаний? – сказал он, посмотрев на нее с презрением. – Ничего. Сама ты не раскошеливалась.
– Нет! Неправда! – закричала Лайэл.
Ей захотелось тут же ударить его, возникло острое желание неистово биться, опрокидывать вещи, угрожать. В крике наконец излить все накопившееся страдание.
И ничего подобного! Она сумела обуздать свои «первобытные инстинкты», взглянула на него и произнесла уже спокойно:
– Ты заблуждаешься. Если бы ты только смог избавиться от пелены, которая застилает тебе глаза, ты бы увидел ясно, что…
– Я и сейчас все вижу, – перебил он, – я и сейчас очень отчетливо вижу, как Поль заживо горит…
– Ты скотина! – сказала она хриплым голосом, стараясь излить всю свою ненависть, которую испытывала к нему за его грубую жестокость, за все те страдания, которым он ее подвергал. – Ты просто настоящая свинья, без всяких примесей!
Он весело рассмеялся:
– Если американская пресса разнюхала о нашей свадьбе, Нэнси, я думаю, скажет то же самое.
Несмотря на весь свой гнев и возбуждение, Лайэл отреагировала немедленно:
– Нэнси! Блондинка на фотографии?
Ну зачем она упомянула о фото? Джордан смотрел на нее, высоко подняв бровь.
– Я увидела фотографию в твоем бумажнике, когда… когда я…
– Шарила по моим карманам, – закончил он за нее фразу. – Да, это Нэнси. Правда, я ей никогда ничего не обещал, но она ждет, что я вернусь в Штаты и женюсь на ней.
– Господи, как бы я этого хотела! И еще чтобы ты не возвращался сюда.
– Вот тут мы расходимся в желаниях. Господи, лучше бы я никогда отсюда не уезжал! Я ведь только через две недели после гибели Поля узнал о несчастье.
– Значит, поэтому тебя не было на похоронах?
– Поэтому. А ты, значит, была на его похоронах? – спросил он, и в голосе его она не уловила никакого эпатажа.
– Да… Митч и я.
– Тогда ты, может быть, расскажешь мне, как все было.
– Ты хочешь знать, как его хоронили, или твой вопрос – очередной вариант пытки?
– Я хочу знать.
– Мой рассказ не займет много времени. Поля хоронили во вторник, в конце ноября.
Было пасмурно и сыро. Маленький крематорий являл собой грустную картину: бурые пятна листьев под ногами, лужи, голые ветви деревьев. Короткая панихида в полупустой часовне. Друзей было немного. Было очень тяжело. Молодая жизнь и такой трагический финал! Острый запах хризантем усиливал ощущение непоправимой утраты.
– Ну а почему ты пошла на похороны? – спросил он, когда Лайэл закончила рассказывать. – Совесть заела?
Лайэл не отвечала. Она крепко сжала кулаки: ногти впились в мякоть ладоней и костяшки пальцев побелели.
Джордан сидел близко от нее. Он что-то сказал, но что – непонятно. Взял ее руки, перевернул ладонями вверх и долго смотрел на алые полукружья. Поднес к губам сначала одну ее ладонь, потом другую. И то ли угрызения совести, то ли нежность к Лайэл на мгновение изменили выражение его лица.
Он притянул ее к себе. Одной рукой прижимал голову к своей груди, другой гладил Лайэл по спине, утешая.
– Джордан, – сказала она очень тихо, – пожалуйста, Джордан, поверь мне, я не такая, как ты думаешь. Я никогда не думала, что могу быть причиной страданий Поля…
Джордан выпрямился, отстранил ее и ничего не сказал. Какое-то время смотрел на нее. Она была бледна, точно больна, и лицо ее дрожало.
– У тебя больной вид. Иди спать, – сказал он ровным голосом.
Лайэл пошла в спальню. Не нужно ей было упоминать о своей непричастности к гибели Поля. По крайней мере, не теперь. А позже, когда все уляжется. Ведь должен же Джордан ей поверить!
Когда она вышла из ванной, он сидел все в той же позе и безучастно смотрел в пространство. Надо бы подойти к нему. Спросить кое о чем. Сделала несколько шагов.
– Джордан, – начала она и остановилась, затем спросила более решительно: – Как долго ты думаешь здесь жить?
Он с удивлением посмотрел на нее и спросил:
– Так скоро надоел тебе твой медовый месяц? Опять ненавистная насмешка?
– Я хочу поскорее вернуться к дедушке.
В ответ он только холодно взглянул на нее. Видно было, что он думал о чем-то своем. Лайэл повернулась и пошла в спальню. Глупо было его об этом спрашивать. Он прекрасно знал, что ей хочется уехать поскорее. Значит, нечего и ждать отъезда в ближайшие дни.
Сколько она ни прилагала усилий – все обернулось против нее! Она скользнула под одеяло и заснула сразу же, как только ее голова коснулась подушки.
Еще не рассвело, когда Джордан начал будить Лайэл. Сам он встал рано, принял душ, побрился, оделся и теперь, сидя на краешке кровати, легонько барабанил пальцами по ее щеке. „Она никак не могла открыть глаза – веки будто свинцовые, голова гудит.
– Выспалась? – спросил Джордан, лукаво поглядывая на нее.
