– О той, где вся правда. Она была на месте, а теперь нет ее!
– У Ивана Никифоровича из библиотеки ничего не пропадало, – заверила я.
– Не о Ване речь, – простонала Надя.
– А о ком? Расскажи подробно.
Надя села за стол и завела рассказ. Чем дольше она говорила, тем труднее мне удавалось сдерживать смех.
Никита Сергеевич надоел Бровкиной хуже горькой редьки. Когда она на днях подала геркулесовую кашу, гость осведомился: «А чего еда похожа на холодец? Ложкой не отковырнуть! Я варю овсянку консистенции сметаны». Бровкина скрипнула зубами, но промолчала, а Никита не утих: «И делаю диетический вариант, чтобы не нагружать печень, желчный пузырь, другие органы. Использую натуральные коровьи сливки жирностью не менее тридцати процентов, свекловичный сахар. Беру рецепты из произведения Саида Ивановича». Вот тут Надино терпение с оглушительным треском лопнуло, и она объяснила парню, что сливки никак не могут считаться низкокалорийным продуктом. Никита ринулся в бой, и пошли клочки по закоулочкам. Свое личное мнение о правильном питании наш гость высказывает постоянно, и оно категорически не совпадает с теми принципами полезной еды, которых придерживается Бровкина.
Споры нашей помощницы по хозяйству и господина Попова – это еще полбеды. Намного хуже привычка обжоры постоянно что-то жевать. Едва переступив порог квартиры, Никита рысит в кухню, делает себе штук пять бутербродов. И потом до ужина и после него Надюша постоянно слышит тихий характерный скрип, который холодильник издает при закрывании и открывании дверцы. Час молчания холодильника наступает, когда все садятся за стол, минут через пять-семь после окончания трапезы из кухни снова доносится «скрип-скрип». Спать Никита ложится поздно, и утром Надежда Михайловна видит пустые полки. Не следует спрашивать, куда подевалась кулебяка, которую она вчера поздним вечером вынула из духовки, дабы подать к завтраку. И понятно, где находятся сырники, тоже приготовленные на утро.
Надя впадала в ярость из-за отсутствия приготовленной еды, а потом решила принять экстренные меры. Какие? Вот это ей никак не приходило на ум. Но вчера Надежда Михайловна отправилась убирать гостевые покои, вошла в санузел и увидела книгу, с которой Никита не расстается, – произведение Саида Ивановича Розенкранца, труд о правильном питании, душевном спокойствии, здоровье и богатстве. Рядом с томиком стоял стакан, там в жидкости лежали зубы. Вернее, съемные протезы.
В первую секунду Бровкина рассмеялась. Ну надо же! Обжора так часто использует свои челюсти, что их задние части пришли в негодность. Да и понятно почему. Клыками человек кусает, потом пускает в ход «жевалки», они расположены в глубине рта. «Кусалки» у Никиты свои. «Жевалки» держатся на крючках, они искусственные, их надо снимать, мыть, дезинфицировать.
Уж простите Бровкину за слова «кусалки» и «жевалки». Надежда Михайловна не стоматолог, поэтому говорит просто. Дантисты используют загадочные термины – моляры, премоляры. Еще они могут объявить про дентикли, лигатуры, альвеолэктомию, ортотик… Обычный человек понятия не имеет, что это такое, но звучит страшно. А «кусалки»-«жевалки» не вызывают ужаса, потому что ясно: первыми кусают, вторыми жуют.
Стояла Надежда Михайловна, смотрела на стакан, смотрела… И вдруг в ее голову гвоздем воткнулся чей-то голос: «Надюша, не тупи! Вот он, твой шанс! Спрячь книгу обжоры!»
На этой стадии повествования я не выдержала и захихикала.
– Ничего смешного, – возмутилась Надя, – отличная идея, однако.
– Да, – протянула я, вытирая слезы, – восхитительная! Значит, это ты утащила руководство жизни Никиты. Спасибо, что посмешила меня. Но в чем теперь проблема?
– Не могу найти книгу, – прошептала Надя.
– Великий труд Саида Ивановича Розенкранца ибн Хоттаба? Прости, если неправильно назвала автора.
Бровкина кивнула.
– Помню, как взяла ее, унесла на кухню, решила, пусть противный парень изумится, куда подевалось его сокровище, начнет его искать! Так ему и надо! Может, жрать, наконец, перестанет. Он же, как мантру, твердит: «Надо прочитать в таблице, совместима ли еда на столе с духовным состоянием желудка, вибрациями печени…» Ой, да ты сто раз сама слышала. А потом слопает все, что не приколочено!
– Если сборник мудрости исчез, то Никита, возможно, придет в себя, перестанет читать глупости. Глядишь, мозг у него заработает в нормальном режиме.
– Ему уже ничто не поможет, – всхлипнула Надя. – И, понимаешь, сегодня Ваня после завтрака заглянул на кухню и спросил: «Надюша, ты собиралась сейчас пылесосить?» Я ему в ответ свое недоумение: «А почему спрашиваешь?» «Может, где найдешь инструкцию гостя по правильному образу жизни?» – прищурился Иван и так на меня посмотрел…
Надежда Михайловна поежилась.
– Ну, прямо как Никифор. Аж жарко стало. У мужа Рины был этакий взгляд… ну, не описать словами. Возникало ощущение, что шило тебе в печень воткнули и повернули. У меня сразу поджилки трястись начинали, понимала, что накосячила так, что трое за год не разберут. Пробуравит Никифор виноватого и уйдет молча, а ты стоишь, ноги словно из пластилина. И Ваня тот же метод применил ко мне. Ну как он догадался, кто книжку спер?
– Не знаю, – честно ответила я.
– В общем, решила я подбросить ему дурацкую книжонку в спальню. Типа ничего не исчезло, просто кто-то глупый, не заметил томик, который на виду лежит, – всхлипнула Бровкина.
– Ага, новая отличная идея. Что помешало ее осуществить?
Надежда закрыла ладонями лицо.
– Не помню, куда спрятала мерзкое издание.
Я встала.
– Проблема ясна. Давай представим, что работаем по делу «Украденное сокровище», и…
Я закашлялась.
– Ой, ты простудилась! – забеспокоилась Надя. – Сейчас сделаю специальное питье.
– Не надо, – сдавленным голосом проговорила я, – просто…
И тут я не сумела-таки удержать приступ хохота. Надежда дернула меня за плечо.
– Вот весело тебе!
– Да. Прости! Все, постараюсь отнестись серьезно к происходящему, хотя это очень трудно! Пошли.
– Куда? – насторожилась Бровкина.
– Начнем с ванной при гостевой комнате. Окажешься у рукомойника и вспомнишь свои действия!
– Ну… может, получится, – с сомнением протянула Надежда Михайловна. – Что-то типа выезда уголовника на место преступления, дабы он описал, как да что натворил?
Глава двадцать первая
Примерно через два часа мне позвонил Димон:
– Чем занимаешься? Куда подевалась?
Надя поняла, кто со мной беседует, и умоляюще сложила ладони.
– К стоматологу забежала, – соврала я, – кусок зуба отскочил, царапал язык.
– Определили личность женщины, которая погибла при наезде, – сообщил Коробок.
