Как раз перед тем, как зайти в туалет…
Голова раскалывается, а учитывая, что она касается твердой и шершавой поверхности, и вовсе кажется чугунной.
Здесь гадко и мрачно. У меня и без того приступы токсикоза, но сейчас меня тошнит так, что я боюсь задохнуться собственной рвотой. Даже представить себе не могла, что столь жуткое место существует в вылизанном Дубае.
Хотя, должно быть, я давно за его пределами.
С ужасом осознаю, что я обнажена. Чувствую себя уязвимой, инстинктивно закрывая руками низ живота. Кто это сделал? Слишком много вариантов, чтобы точно назвать один.
Врагов у меня достаточно. Боже. Как я мечтаю о спокойствии. Быть может, я найду его в смерти?
Иногда, мне кажется, что так было бы проще. Но я слишком сильная, чтобы сдаться.
Я выживу.
На зло всем врагам и недугам. Я выживу вопреки всему, смотря на все.
Я выживу.
И мой малыш выживет и будет жить. Никто не посмеет отнять у меня еще одного ребенка.
Я выгрызу им глотки, пусть только попробуют.
Приподнимаясь на локтях, осознаю, что я нахожусь в замкнутом пространстве. Запах пота и секса, буквально кричит о том, что здесь не раз трахались до одурения, или скорее всего насиловали своих жертв. Кто и зачем? Черт знает, извращенцев в округе достаточно. Обстановка до боли напоминает мне ту, что знакома мне с тех лет, которые я провела в борделе. Не хватает белых дорожек прямо на полу, самокруток с травкой, и стайки вонючих клиентов.
Воспоминания о том времени давно были смазаны в моей голове, но сейчас, каждый вдох — как обострение всех кадров из прошлого. А следом за иллюзорными картинками, проявляются и ночные кошмары, но уже на яву.
Я слышу звук от тяжелых шагов со стороны. Все это время они были здесь, и ждали, когда я приду в себя. Явились по мою душу, за кровожадной и эффектной вендеттой.
Их несколько. Вальяжных, статных, властных. Богатых. Некоторых из них, я могу узнать по манере шагов и по звуку дыхания. Среди них есть Рамазан Аль-Кадир. Его я узнаю по характерному шмыганью носом из-за проблем с носовой перегородкой.
Они рядом. Все, до единого, в масках на их зажравшихся лицах. Их около пяти человек, но я уверена, что еще пять — это секьюрити, которых они заставят выполнить грязную работу за них.
— Ну что, каково это, Эльза? Чувствовать себя жалкой? — раздается один из голосов, зловещим эхом отлетая от стен. Узнаю одного из своих бывших любовников. Я окрутила его всего на пять миллионов долларов, а истерии в голосе, как у девчонки. Хотя, информация, которую я предоставила Кассандре, до сих пор портит его репутацию. Ему есть на что злиться. Но он сам мне ее отдал, я ничего не крала.
Я не виновата в том, что они идиоты и не умею хранить свои тайны за семью печатями, раскрывая их хитрожопой соблазнительнице.
Они все чувствуют себя обманутыми мной, но еще больше они злятся от того, что я их оставила. Кинула. Из-за того, что я ушла, навсегда лишив их себя.
Их одержимость мной витает в воздухе, и я в который раз с горечью осознаю, что мой дар соблазнять и сводить мужиков с ума — это то еще проклятье.
— Именно так я чувствовал себя, когда понял, что вбухал в тебя долбанный нефтеперерабатывающий завод, а ты вильнула хвостом и ушла по-английски. Лучше бы ты исчезла, детка. Но разгуливать с одним из Голденштерн, потом с другим и считать себя неуязвимой кошкой, у которой девять жизней, тебе не стоило, — с угрозой произносит один из моих бывших в маске, поддевая мое лицо за подбородок. Я хочу вцепиться в его запястье ногтями и расцарапать до крови, но с ужасом осознаю, что мои собственные запястья связаны. Как и лодыжки.
Обнаженная, в раболепной позе, грязная — уверена, они сделали кучу снимков на память о своем триумфе.
— Если вы так хорошо знаете кто мои покровители сейчас, то выбрали вы не самое лучше время для вендетты, — горько усмехаюсь, стараясь казаться сильной.
Но сейчас, впервые за долгое время, это не совсем правда. Я слаба и беспомощна, до мозга костей уязвима. Беремена…меня ужасно тошнит. А первородный страх за то, что они могут сделать со мной и с моим вторым ребенком, лишает холодной собранности, включая легкую внутреннюю истерию и эмоциональность.
Мне страшно. По-настоящему страшно, даже если знаю, что охрана братьев уже прочесывает всю страну, чтобы найти меня. Если только, все это — не спланированная акция одного из них. Вполне может быть.
Когда четкое зрение полностью возвращается ко мне, осознаю, что все это время лежала не на полу, а на столе — как главное блюдо, поданное на ужин кровожадным светским особям.
Именно, особям. Потому что сейчас, они будут вести себя, как зверье.
— Лучшее время для вендетты — сейчас. Нам стоило огромных усилий найти дыру в охране и выкрасть тебя, — еще один голос, приглушенный маской. — Но это определенно того стоит, — ладонь бывшего любовника, облаченная в латексную перчатку, одержимо касается ее лица. Он гладит меня с деликатной нежностью, прежде чем отвесить оплеуху, от которой у меня вся голова внутри вибрирует многотрельным звоном.
Ненавижу.
Щека горит, словно обожжённая огнем. Но я больше не боюсь огня, когда столько раз восставала из пепла. Мне нужно просто выиграть время…
— Как думаете, у нас найдется время для того, чтобы присунуть ей? — усмехается один из них, зарождая во мне приступ смертельного отвращения.
— Мы здесь не для этого, Том. Ребята должны выполнить основную часть работы, и стоит уносить ноги.
— Думаете, это вам поможет? Вы завтра же будете мертвы. Все до единого! — кричу я, задыхаясь от ужаса. То, что они завтра будут мертвы, не спасет меня от группового изнасилования.
Меня и моего ребенка.
Господи, как себя защитить?
— Не волнуйся за нас, мы покинем страну. Иначе бы, не затеяли эту шалость. Хотя у нас есть большие сомнения, что ты нужна Леонелю после того, что мы отправили ему на почту. Этот высокомерный сукин сын помешан на чистоте крови, но когда он своими глазами увидит, что ты запятнана с юности, он едва ли прибежит тебя спасать. Одно дело — знать и догадываться, другое дело — видеть. Он очень брезглив.
— Что вам от меня нужно? Зачем вам я? Если хотите меня изнасиловать, то лучше убейте сразу. Потому что я умру от отвращения от одного вида ваших маленьких корнишонов, — озлобленно рычу я, прекрасно понимая, что за эти слова получу еще одну звонкую и болезненную пощечину. Еще бы чуть-чуть и этот ублюдок сломал бы мне челюсть.
Злость и ярость играет на моей стороне, заглушая боль.
— Смелая ты, сука, борзая, — кажется, один из ублюдков только возбудился от моих слов. — Показать тебе, как ты будешь давиться так называем «маленьким»? — я отворачиваюсь, успевая заметить в полумраке, что один из моих бывших снимает штаны и достает из брюк вздыбленный член.
