Надо бы провести ревизию в гараже.
Я подошёл к Раде, по-прежнему скромно стоящей у сплошь переплетенного ветвями забора со здоровенным кожаным портфелем в руке.
— Тебя и не узнать в этой форме, — улыбнулся я. — У вас занятия в гимназии уже начались?
Со строгой прической, в тёмном приталенном платье до колен с белым фартуком поверх него и в лакированных туфлях на невысоком каблуке Рада и правда выглядела старше и серьёзнее обычного. Впрочем, этот наряд ей очень шёл. Просто я уже за последние дни привык видеть её в простеньких домашних сарафанах.
— С понедельника. Но сегодня нас собирали заранее, чтобы уладить всякие формальности. Книги вот взяла кое-какие.
— Давай помогу, — подхватил я её портфель. Удивился его весу. — Это что ж за книги у вас там? На глиняных табличках?
Рада в ответ лишь хихикнула.
Поездка наша с Путилиным заняла от силы четверть часа, но за это время я успел неплохо подлечиться. Раны всё ещё чесались, но голова не кружилась, при ходьбе меня не болтало. Разве что свободная эдра почти иссякла, но это дело поправимое — я снова восполнил запасы осознанным усилием, вытягивая энергию из ближайших деревьев.
Демьяна дома не было — снова ушёл на заработки. Что ж, так даже лучше — будет время спокойно собраться с силами.
Я переоделся в своей комнатке, убрал все налепленные Лебедевой пластыри. Под ними обнаружились короткие рубцы, уже начавшие покрываться сухой корочкой. Не удержавшись, я сковырнул её кое-где. Под ней даже не кровило, и шрамы были розовыми, чистыми и не болезненными на ощупь. Сквозь кожу я видел, что раны заросли уже по всей глубине. Двигаться можно было уже вполне свободно, но некоторая слабость до сих пор сохранялась.
Так. Дело уже, видно, не в ранах как таковых, а в потере крови. И что с этим делать? Насколько я помню анатомию, основные кроветворные органы — это костный мозг и лимфоузлы. Может, и их можно как-то простимулировать?
Мысль-то хорошая, но вот как это реализовать на практике… Я довольно долго, не меньше получаса, просидел на топчане, всё так же голый по пояс, прислушиваясь к себе и пытаясь направить потоки эдры в нужное русло. Снова опустошил грудной узел, снова наполнил его, втянув свободную эдру с округи…
Как заснул — и сам не заметил. Просто в какой-то момент вдруг встрепенулся, разбуженный затекшей от неудобной позы шеей и разыгравшимся аппетитом.
Я воспринял это как добрый знак. После ранения я был вялый и аморфный, как мокрая вата, постоянно подташнивало и хотелось спать. Но сейчас всё это как рукой сняло — в голове было ясно, тело стало лёгким и послушным. Только жрать хотелось неимоверно.
Выглянув в горницу, убедился, что там никого нет — Рада, похоже, была в своей комнате. В поисках еды быстренько пошарил по шкафам и по ящикам рядом с печью. Какие-то крупы, мёд, остатки каши в ещё тёплом, обернутом старым тулупом чугунке… Нет, всё не то. Мне хотелось мяса. А ещё лучше — какой-нибудь печёнки. Готов был сейчас вцепиться зубами прямо в сырой кусок.
Судя по сумеркам за окном, проспал я минимум несколько часов. Или это уже рассветает? Да нет, вряд ли…
Неудачно раскрыв дверцы очередного шкафчика, чуть не опрокинул стопку тарелок. К счастью, соскользнула только одна, самая верхняя, да и та была оловянная, так что не разбилась. Правда, загремела на всю горницу так, что Рада тут же выглянула из своей комнаты.
— Это я тут буяню немного, — успокоил я её. — Проголодался, но тебя не хотел беспокоить…
— Не там ищешь, — улыбнулась она. — Там на поду горшок стоит уже с готовым.
— Где?
— Да садись, я тебе подам.
Она открыла здоровенную полукруглую заслонку и железной хреновиной на коротком древке вытянула из недр печи увесистый чугунок. Я даже забеспокоился, удержит ли — для равновесия девушка отклонилась назад, держа вес чуть наотлёт от себя. Но, похоже, ей было не впервой, ловко управилась.
Из чугунка повалил такой густой вкусный запах, что у меня в животе заурчало.
— М-м-м… Мясо! — едва не прорычал я, и Рада засмеялась.
— Горячее только! Сейчас в чашку выложу, пусть остывает.
— Да, я… пока схожу наброшу что-нибудь.
Только сейчас сообразил, что так и шастаю по дому голый по пояс. Мне-то всё равно, разве что прохладно немного. Но Рада, поглядывая на меня, заметно стеснялась.
Впрочем, во взгляде, который она бросила мне вслед, я заметил и кое-что другое. Удивление, смешанное с некоторым страхом. Девушку так охватило это чувство, что она так и застыла с расширившимися глазами и чуть приоткрытым ртом, и не сразу среагировала, даже когда я обернулся на неё.
— Что с тобой?
— Да нет-нет, ничего… Ступай. Папенька скоро вернётся… — окончательно смутившись, отвернулась она. Но не выдержав, снова искоса стрельнула глазами.
Я уже открыл было дверь в свою комнату, но потом всё же снова повернулся к ней.
— Ты… увидела что-то? — осторожно спросил я. — У меня на спине?
В точку. Глаза она опустила, но на щеках зарделся румянец. И это было не смущение, а именно смятение — происходящее, кажется, удивило и испугало её одновременно.
Я вернулся и подошёл к ней ближе, почти вплотную. Она попятилась, пока не упёрлась в стол. Отступать было особо некуда.
— Расскажи, не бойся, — мягко, но настойчиво предложил я. — Я знаю, что у меня там шрамы необычные…
— Шрамы? — удивилась она. — Нет. То есть… Может, и да. Не заметила.
— Но что-то же ты там этакое разглядела? Да говори, как есть. Я никому не скажу.
Она вздохнула.
— Просто я… Часто вижу то, чего другие не видят. Как туман цветной вокруг жар-камня вьётся например. Или как внутри деревьев светящийся сок течёт. И люди иногда встречаются, в которых эта сила скрытая теплится.
— Эдра.
— Да, наверное. Я папеньке рассказывала, но он всего этого не видит. Говорит, что это у меня Дар такой.
— Забавно. Я тоже вижу.
— Правда? — недоверчиво переспросила она, наконец, подняв на меня взгляд.
— Правда. Ну, а у меня что разглядела?
— С самого начала знала, что ты… Не простой. Одарённый, как и папенька. Только вот…
— Что? Ну, говори, говори, не робей!
Давить на неё не стоило — она ещё больше отстранилась. Но всё же ответила.
— Просто у тебя эта эдра… другая. Странная какая-то. Меняется. То красноватая, как у отца, то белёсая. То, как сейчас — золотистая…
— Но не это же тебя так напугало?
— Да не боюсь я! — обиженно дернула она плечиком.
— Хорошо, хорошо. Не боишься. Но я же вижу, как глазёнки округлились. Расскажи, мне же тоже интересно.
