Если честно, я сразу почуяла подвох, когда Мира подозвала меня. Ее работа на кухне была настолько слажена и последовательна, что я порой просто поражалась! А тут забыть открыть дверцу духовки, перед тем как взять противень… Как-то сразу показалось странным. К тому же моя подруга сообщила о неожиданном сюрпризе так громко, будто очень хотела, чтобы нужные уши об этом услышали.
– Правда?! – воодушевленно отозвалась я, беззастенчиво ей подыгрывая. – Ничего себе… А от кого?
– Ой, не знаю… – с налетом растерянности ответила Мира. – Никакой записки не было.
Вскинув брови, я многозначительно протянула:
– У-у-у… Тайный ухажер?
Кухарка кокетливо заправила кудрявую прядку волос за ухо и, сверкнув белыми зубками в улыбке, пожала плечами.
– Кто бы это ни был, он точно знал, какие цветы я люблю! – горделиво заявила она. – Очень романтично, да?..
Со стороны стола внезапно послышался глухой трехэтажный мат, который привлек наше внимание. Олег поднялся из-за стола так неосторожно, что тот дернулся, и оставшийся кофе из перевернувшейся кружки залил столешницу.
Напряженно глядя на охранника, Мира неожиданно выпалила:
– Прости, ты что-то сказал?..
У меня аж челюсть отвисла от ее дерзости. Она точно понимала, что дергает тигра за усы, но совершенно не боялась!
Сосредоточив суровый взгляд на кухарке, Олег грубовато выдал:
– Например?
– Ну… – отозвалась она, заметно заволновавшись, – может, ты тоже рад за меня?..
Он прищурился, всем видом предупреждая Миру о том, что таким образом играть с ним опасно. Но в следующий момент, будто резко взял себя в руки.
– Да, – сухо бросил Олег. – Прямо трепещу. Могла бы и раньше сказать, что завела себе ебаря!
Она так и застыла, обомлело раскрыв рот.
– Что?.. Но… я не говорила…
Однако Олег не стал слушать кухарку. С грохотом задвинул стул и зашагал прочь из кухни.
Растерянно застыв на долгие секунды, Мира закусила губу. В какой-то момент неловко развернулась, взяла полотенце и отошла от меня подальше – к посудомойке, из которой начала вынимать дрожащими руками посуду.
Глава 25
Едва начав, кухарка вдруг закрыла посудомойку и посмотрела в сторону стола. Прижав к себе полотенце, она решительно направилась туда, видимо, чтобы вытереть разлитый Олегом кофе, но, скорее всего, просто не знала, как справиться с нервами.
Я последовала за ней. Мира принялась неуклюже обходить стол, чтобы стереть расползшуюся лужу, и так затравленно выглядела, что сердце сжималось. Молча приблизившись, я отобрала у нее полотенце и усадила пострадавшую от грубости Ромео Джульетту на ближайший стул. Сначала она недоуменно посмотрела на меня, но затем смиренно опустила глаза, закрыла лицо руками и, поставив локти на стол, затряслась от тихого плача.
Я отошла от нее, только чтобы взять салфетки. Вернувшись, сразу села рядом и ласково погладила Миру ладонью по спине. Так хотелось сказать что-то утешительное, но, как назло, в голову ничего нормального не приходило. Она ведь знала, кого провоцировала…
И все равно до слез было жалко Миру. Я догадывалась, что она рассчитывала на совершенно другую реакцию. Хотела уколоть Олега, чтобы тот задумался, в чем может быть проблема между ними, хоть как-то начал шевелиться! А он вот… не понял. Точнее, понял по-своему.
Недаром мама мне говорила: мужчины не понимают намеков. С ними надо прямо.
– Спасибо… – сбитым от слез голосом поблагодарила Мира, приняв от меня салфетки.
Промакивая свое раскрасневшееся от плача лицо, она то и дело поглядывала на дверь, словно опасаясь, что кто-то может зайти и увидеть ее в таком виде.
– Я сделаю чай, – сообщила я тихо.
– Да нет, не нужно…
– Нужно-нужно! – настояла я, поднимаясь из-за стола.
Чайник быстро закипел, так что глаза Миры не успели высохнуть, как я уже несла к столу две кружки с зеленым чаем. Она отстраненно смотрела в пространство, сминая салфетку в пальцах и даже никак не отреагировала, когда я снова села рядом.
– Попей, – настояла я, придвинув к ней кружку. – Зеленый чай успокаивает.
Кухарка нехотя сделала глоток и, смущенно взглянув на меня, вдруг призналась:
– Не было никаких цветов…
Сочувственно выпятив нижнюю губу, я участливо кивнула.
– Я поняла.
– Таким, как я, не дарят цветы, – констатировала она следом, грустно улыбнувшись. – Таким… толстым, некрасивым и… неряшливым. Так что зря Олег подумал, будто я…
В ее небесно-голубых глазах снова замерцали слезы, делая их просто нереально красивыми. Поэтому я задумчиво улыбнулась и потянулась обнять дуреху.
– Глупенькая Мира. Тебе не дарят цветы, потому что его боятся! Олег же только узнает, сразу рожу пойдет бить. – Я хихикнула, но Мира совсем не воодушевилась.
– Он никогда так со мной не разговаривал… – со всхлипом пожаловалась она.
– Потому что никогда не ревновал! – подытожила я. – Ты ведь никогда не давала ему повода, а тут! Даже не представляешь, насколько ты особенная, Мира… Я серьезно.
– Спасибо, Эльза… Но я тоже говорила серьезно, – мрачным тоном подчеркнула она. – Я не слепая и прекрасно знаю, что представляю из себя. Даже удивительно, что он мне поверил… Куда вероятнее, что здесь начнут дарить цветы тебе! Но уж точно не вечно замызганной кухарке…
Было тяжело это слушать. Ужаснее всего, что Мира буквально тонула в своей запущенной самооценке. А ведь если ее увести подальше от кухни, немного накрасить, сделать прическу, надеть красивое платье – она превратится в по-настоящему особенную девушку! По крайней мере, кухарка почувствует себя гораздо увереннее.
– Пожалуйста, не говори так, – с укором поспросила я.
– Но это же правда! У меня… у меня ведь даже никогда не было парня! – поделилась она, начиная часто дышать, словно ее охватывала паника от одного упоминания об этом. – И никогда не было мужчины, с которым бы я…
Мира не закончила, смутилась, а я озадаченно нахмурилась.
– То есть? Ты хочешь сказать, что…
– Да, – ответила она бесцветным голосом, уводя взгляд в окно. – Я девственница. Мне скоро двадцать семь, а я до сих пор девственница!
У меня аж мурашки разошлись по коже. Я ощутила себя какой-то бестолковой и беспомощной, потому что совершенно не знала, как утешить эту милую, безобидную девушку!
В итоге некоторое время я просто пялилась на стол. Но не потому что придумывала, как могла бы разделить грусть Миры. А потому что вспомнила о своей болезненной грусти и не знала, как решиться ее открыть.
– Знаешь, я… – наконец заговорила я. – По правде говоря, я тоже не могу похвастаться богатым опытом.
