– Все.
– Все – это не ответ.
– Я была восторженной мечтательницей, Клим. А стала самым большим циником на планете. Я просто ни во что больше не верю. И никому.
– А в нас?
– Клим… – в истерике прячу лицо в ладонях. – Ну, какие мы? Ты меня не знаешь совсем. Увидел красивую оболочку, а что там внутри – придумал.
– Нет, – качает головой. – Я просто неправильно выразился. Говорю же – разучился на человеческом.
Клим сжимает в ладонях мои ягодицы и дёргает вверх, заставляя обвить свои бедра ногами.
– Ты пойми, я не идеализирую тебя. Захотел бы – не смог. Вспомни нашу переписку, – зэк целует меня в висок. А я коротко и нервно смеюсь, потому что уж в чем-чем, а в переписке я действительно была очень откровенна. Зачастую я даже нарочно сгущала краски, выставляя себя в максимально неприглядном свете. Будто нащупывая тот предел, за которым Клим от меня отвернется, да так его и не обнаружив. – Своей неуклюжей просьбой вернуть мне нежную девочку я лишь хотел дать тебе понять, что я – последний человек, перед кем тебе стоит ершиться. Не надо со мной воевать, Яська. Я перед тобой безоружен, ну? Давай, соображай. Ты же у меня умница. Так какого хрена ты по мне шарашишь из всех орудий? – Клим ведет большим пальцем по моим губам.
– По привычке? – истерично всхлипываю я, сжимая его предплечья.
– Наверное. Но что бы тобой ни руководило, прекращай. Я не воюю с тобой и даже не готовлю диверсий.
– А что делаешь? – шепчу, слизывая с губ горячий рассол.
– Люблю.
И снова невесомый поцелуй в висок.
– Любовь – это просто красивое слово, – опять завожусь я, но Клим и тут меня без усилий осаживает:
– Да. Но ровно до тех пор, пока его не наполнишь смыслом.
– В чем же ты видишь смысл любви для себя?
– В познании тебя. В проявлении интереса и заботы, в наслаждении, которое я испытываю от этого. Ну, вот и почему ты опять напряглась м-м-м?
– Молотов тоже думает, будто заботится обо мне. Считает, что он знает, как лучше…
– Нет. Ты не понимаешь, Ясь. Это другое. Он заботится не о тебе. А о своей игрушке. Может, Игорь и думает, что испытывает к тебе какие-то искренние чувства, но любовь по принципу обладания означает лишь то, что он стремится лишить объект своей любви свободы и держать его под контролем. Такая любовь подавляет и губит, в конечном счете.
Я киваю, вдумчиво переваривая слова зэка. Все-таки он ужасно умный. Немудрено, что я им заинтересовалась.
– Ты поэтому не настаиваешь на моем увольнении? Считаешь, будто такая просьба ограничит мою свободу?
– В том числе.
Я пораженно качаю головой.
– Ты совершенно удивительный, знаешь?
– Может быть, я рассуждал бы иначе, будь мне что тебе предложить взамен.
– Удивительный, – стою на своем, ведь его последнее замечание это только подчеркивает.
– Ну, если ты так думаешь, не буду тебя переубеждать, мне твои заблуждения только на руку. – Улыбается. Я все так же сижу, обхватив его бедра ногами. А Климу хоть бы хны. Он очень выносливый и сильный. Надо прекращать этим пользоваться. Напоследок прохожусь ноготками по его бритому затылку и нехотя сползаю на пол.
– И если я захочу уйти, ты тоже меня отговаривать не станешь?
– Не стану, – Клим медленно моргает, словно подтверждая свои слова.
– А как же любовь? Разве за нее не нужно бороться?
– Нужно, но не против друг друга.
Его слова пробивают меня насквозь. Попадают в самое сердце, заставляя сердечную мышцу сжиматься в совершенно ином, незнакомом мне ритме. Я стою и ничего, кроме него, не вижу. Да и какая разница, что там вокруг, когда в эпицентре всего – понимание. Я влюбилась. В самом деле. В него. В того, кого знаю… Ну, сколько там, за вычетом двух месяцев молчания в переписке? Девяносто дней?
Наверное, Клим замечает ужас в моих глазах. Потому что наклоняется и, как ребенка, целует в нос. И ничего такого за тем поцелуем не последовало бы, если бы я не рванулась вперед, подставляя губы. Буквально напрашиваясь на большее.
И Клим целует… Я с готовностью впускаю его в рот, но он не спешит воспользоваться приглашением. Соскальзывает мне на шею, оставляя на ней мокрый след. Вынуждая меня хныкать, жаться к нему, выпрашивая большего. Ладонь на попе с силой сжимается. Это грубо и безумно приятно. Закидываю ногу Климу на бедро. Он проходится твердыми пальцами по бороздке между ягодиц. Надавливает на колечко и ныряет глубже – я даже не успеваю напрячься. А потом нервы все ж сдают. Когда он сжимает зубы у меня на соске и одновременно с этим ввинчивает внутрь два пальца. Откидываю голову, хнычу, шиплю.
– Вот так, хорошо, да? Кончишь еще разок?
– С тобой!
– Со мной обязательно, – улыбается хищно и в противовес собственным же словам быстро трахает меня пальцами. Это приятно просто невыносимо. С Климом вообще все приятно. Я захлебываюсь стонами, повиснув на нем без сил. Становлюсь на носочки, чтобы удобней было насаживаться. Мое бьющееся в новом ритме сердце разгоняется до каких-то сверхскоростей. Одной рукой он таранит меня изнутри, а второй ласкает колечко чуть выше. Такие ласки невозможны с одноразовым любовником. Они требуют абсолютного доверия. И мне так хочется доверять. Впервые в жизни так сильно хочется!
– Пожалуйста, я уже не могу…
Клим нажимает подушечками пальцев на какую-то точку внутри, и меня выгибает. Я гашу крик, вцепившись зубами в его предплечье, но совсем заглушить звук даже так не получается. Мое утробное рычание заполняет собой пустоту. Я сотрясаюсь, как припадочная.
– Моя нежная девочка… Вот так, да? Было хорошо?
Он точно не из тех мужчин, кому нужны словесные подтверждения.
– Улет. У тебя со всеми так?
Из сладкой послеоргазменной неги меня выдергивает резкая боль. Это Клим дернул меня за волосы, запрокидывая лицо.
– Я не помню, что до тебя было. Хочешь обсудить свой опыт?
– Н-нет…
Его взгляд заставляет меня поежиться и трусливо отвести глаза.
– Кажется, ты писала, что Молотов был хорош.
Серьезно? Я что, совсем спятила? Не поэтому ли Клим так старается меня ублажить, игнорируя собственные потребности?
– Мне не с кем было сравнивать, – сглатываю ставшую вязкой слюну.
– А как же те, с кем ты этого мудака наказывала? Не справлялись?
Черт. Ну, вот что я за дура такая? Как то прекрасное, что между нами происходило, скатилось к этому? Я должна все исправить. Знать бы, как. Обхватив щеки Клима, шепчу:
– Не любили, как ты.
Тлеющий огонь в его глазах вспыхивает. Перепачканные моими соками пальцы касаются лица. Они немного дрожат. Нас обоих здорово штормит на эмоциях. Мы будто оголенные провода – напряжение, искры, ток… Пробки выбило.
