– Это неправда! – сказал Этос спокойно. – Это неправда!
– Это правда. Если бы это было бы не так, почему же твоя приёмная мать никогда не искала тебя?
Этос снова отвернулся, пряча лицо в руках.
– Я вас не слышу.
– Тогда послушай вот что, Этос, – в голосе Гадюки прозвучала сталь .– Это реальный мир, а реальный мир полон боли. Жизнь – это боль, Этос.
Он посмотрел назад на человека.
– Смерть награда, а не наказание. Помни это, Этос.
Плача, Этос упал. Он был здесь ещё очень долго, с самого утра продолжая громко и отчетливо слышать стоны человека в соседней комнате.
Он чувствовал отвращение, отвращение и ужас. Ощущал угнетающее чувство одиночества. Но острее всего была глубокая боль от предательства.
Как бы Этос ни ненавидел, как бы не боялся его, Гадюка представлялся Этосу отцом. В конце концов, он обучил его.
Впрочем, теперь ему казалось, будто Гадюка уничтожил в нём всё человеческое и смеялся от того, как проделал это.
Глава 15
Отряд Энтрери
Это была ночь криков.
Из двух отрядов, посланных для захвата Этоса, только один воин пережил эту схватку. Единственный выживший лежал среди павших как мёртвый, пока не прибыло подкрепление сил Сета. Солдат был трусом и предателем.
Или, возможно, размышляла Некисет, наблюдая, как он корчился и стонал от горячего поцелуя углей, мужчина сказал ей правду, когда утверждал, что был избит и потерял сознание, а в себя пришёл только после. Для неё не имело значения, был ли человек трусом или нет. Она всё равно наслаждалась бы его криками и мольбами о жалости. Его смерть послужит примером другим. Он провалил задание, и его неудачу не потерпят.
Однако, как ни было ей приятно наблюдать за наказанием, Некисет была недовольна, поскольку не забыла, что означала эта пытка неудачливого солдата – задание было провалено и снова один из избранных для вечного служения Сету смог ускользнуть от них. Ходкамсет будет недоволен, и даже Некисет побледнела при мысли о его гневе.
Тот, кто помешал им, прибыв в разгар схватки и напав на силы Сета сзади, был Ночным Охотником. Будь проклят этот настырный мальчишка! Если бы не его вмешательство, избранная жертва была бы у них в руках! Но кто мог предсказать его внезапное появление в такой важный момент или его свирепую защиту этого Этоса?
Шагая в задумчивости по залам, она предоставляла последние часы жизни умирающего мужчины. Да, было очевидно, что Ночной Охотник должен быть устранен. Он был неизвестной величиной и в будущем не участвовал ни в каких её планах.
Но реальной проблемой был Этос. Как теперь снова можно его завлечь? Прямые попытки заманить его в ловушку и поймать дважды провалились и теперь он будет осторожен более чем когда-либо. Не было никакого способа определить, где и когда он появится снова.
Внезапно в голову жрице пришла идея. Она обдумывала её, выискивая недостатки в формирующемся плане. Когда же Некисет удостоверилась, что всё сработает, то набралась мужества. Ходкамсет сегодня был не в настроении, и будет мудрее не вставать у него на пути, чтобы не стать объектом для его недовольства. Но всё же время было существенным фактором.
Собираясь с духом перед тем как войти, она подошла к покоям верховного жреца.
– Да? – спросил он, когда она постучала, и тон его голоса ясно говорил о недовольстве тем, что его потревожили.
Женщина вздохнула и смело открыла дверь.
Жрец стоял на возвышении с церемониальным кинжалом в одной руке. Он выглядел так, словно испытывал сильное желание использовать его на Некисет.
– Ты помешала моим размышлениям, женщина, – рявкнул он, и огонь тлел в его глазах. – Ты что, не видишь, что я провожу ритуал?
На алтаре перед ним, привязанная за руки и ноги, лежала молодая женщина, едва ли не девочка. Ужас и смирение были в её глазах. Без сомнения, рабыня, выбранная для ритуальной жертвы, чтобы высший жрец смог связаться с Сетом. Надежда вспыхнула в её бледно-голубых глазах, когда она увидела Некисет. Но жрица едва ответила на её взгляд. Что ей эта рабыня, назначенная в жертву? У неё были более неотложные дела.
– Мы идём к цели не с той стороны, – сказала жрица, стараясь не вздрогнуть перед пристальным взглядом Ходкамсета.
– Какой цели? – проворчал он.
– Нашей миссии здесь. Поймать избранного.
Его глаза сузились.
– И как же?
Она проигнорировала угрозу в его взгляде и продолжила:
– Мы ищем этого человека со свирепостью и прямотой зверей.
Ходкамсет нахмурился.
– Ты хочешь, чтобы мы сделали по-другому? – Спросил он. Голос его был сдержанным, но в глазах таилась угроза.
– Да, – ответила она смело. – Если мы продолжим действовать так же, то в конечном счете будем арестованы городской стражей. Это чудо, что мы до сих пор не навлекли на себя их немилость. А если это случится, наша задача станет ещё более сложной, если вообще выполнимой.
Щёки жреца вспыхнули от гнева.
– Мы были осторожны! – запротестовал он.
Она покачала головой.
– Недостаточно осторожны. И мы всё ещё должны поймать избранного. Я думаю, настало время рассмотреть новый план поимки.
– Какой?
Она вздохнула.
– Тот, кого мы ищем, – убийца с высокой репутацией. Преступный мир здесь должен иметь какие-нибудь сведения о нём. И выгода не только в этом. Союз с местными преступниками не только обеспечит нам новые пути поиска, но без сомнения, будет иметь большое значение для защиты нас от гнева города. Я думаю, что мы можем прийти к некоторому выгодному сотрудничеству с ними.
Жрец около минуты раздумывал над этим предложением.
– И как ты предполагаешь связаться с ними? – Спросил он наконец. Вопрос был задан всё ещё гневным тоном, в котором, однако, уже было и немало интереса.
Внешне Некисет осталась безразличной, но мысленно вздохнула с облегчением. Жрец всё же собирался последовать её совету.
Она снова вздохнула и продолжила, обрисовывая в общих чертах свой план.
* * * * *
В этот день рынки и улицы каждого квартала города были переполнены тысячами людей из всех слоёв общества.
Частично из-за многочисленных толп, бродящих по улицам, но в большей степени из-за пёстро разрисованных костюмов, которые многие из них носили в начале дня, Этос решил, что это своего рода праздник. Обычно ему бы было любопытно, что это был за праздник, и почему и как его будут праздновать, но сегодня его вообще мало что могло заинтересовать.
После того, что случилось этой ночью в аллее между ним и Джитиндером, он чувствовал сильную душевную боль, и твёрдо решил поговорить с Артемис. Но после трёх дней, проведенных в своей стеклянной тюрьме, слушая стоны умирающих людей, он знал, что шел по краю здравомыслия, рискованно близко к безумию. В его сердце была боль, а на душе – тяжесть.
