– Судя по выражению лица, ты поняла, что, – рассмеялась орк.
– Да, – промямлила я. – Вулпин. Мой вулпин? У меня появился вулпин… Но как?
– Это пернатое чудо, – Эфира покосилась на гостью, – появилось сразу после того, как ты чуть не убила Мора, а затем порхало над твоей головой, пока ты валялась в отключке. Я мало знаю о ваших вулпинах, но Сетсей сказал, что арканник может получить магическое существо, только победив мага сильнее себя.
– Мордау! – тревожно вырвалось у меня, и я подавилась горечью отвара на губах.
– Не переживай, ты его не убила, – Эфира покачала головой. – Даже не ранила, любимчик Духов, удивительно живучий…
У меня перед глазами побежали картинки: падающий Мор, голубая бездна под моими ногами, эльфийка, бегущая к порталу, кричащая от ужаса Алгерда, мертвый Иритан. Горечь в горле заполнила меня всю, и я задохнулась от мысли, которая пришла последней.
– Они знают где Он! Он у них. – В груди задрожало, поднялся новый всплеск силы.
Улыбка сползла с лица Эфиры, и она насторожилась. Внезапно перед глазами зарябила мутная картинка, и я увидела себя со стороны, растрепанную и сидящую на кровати. Я смотрела на себя глазами вулпина.
Птица издала тихое посвистывание, похожее на звук флейты, и дрожь в груди прошла.
Эфира довольно хмыкнула. На ее лбу и вокруг глаз пролегли морщинки. Давно заметила – это верный признак того, что она смотрит на мир через свой третий глаз.
– Прекрасное создание! Чувствуешь? Твой вулпин помогает тебе, забирает магию, которую ты перестаешь контролировать.
Действительно, мысли о Нем, как и прежде, причиняли боль, но я больше не тонула в пустоте отчаяния, и магия не бушевала разъяренным океаном.
Я протянула руку и даже не успела подумать, как птица уже перескочила на мой указательный палец и осторожно обхватила его тонкими коготками. Она не просто читала мои мысли, ей это было незачем – она была мной, моим продолжением. Я ощутила нашу странную связь.
Аккуратно погладила оперение птички и заметила на каштаново-бордовом хвостике почти неразличимые рунные письмена. Удивительное существо.
– Знаешь, что это за птица? – Эфира придвинулась ближе, чтобы рассмотреть вулпина.
Я отрицательно покачала головой.
– Это кровавая иволга.
Я нахмурилась. Ужасное название.
– Бордовые перья издали напоминают кровоточащую рану, поэтому ее так и прозвали. Говорят, иволга страдает без дождя и не может жить в засухе. Ее пение – одно из самых прекрасных в лесу, и оно всегда о дожде. В засушливых местах ее песни ждут с нетерпением, ведь дождь всегда отзывается на трель иволги. Ее пение – предвестник дождя, а значит, и жизни.
Мои глаза наполнились слезами. Я поспешила отвернуться и опять подумала о Нем. Задержала дыхание при воспоминании о Его запахе. Он всегда пах свежестью дождя, ароматом пряностей и древесины.
Эфира протянула мне деревянную фигурку птички, ту самую, которую нашла в Покинутых землях.
– Как ты узнала? – охнула я от удивления, так сильно она напоминала мою кровавую иволгу.
– Я и не знала, но, кажется, пару раз упоминала, что шаманка.
Мы одновременно улыбнулись, и птичка на моей ладони мелодично чирикнула.
– Что с ней делать?
– Думаю, вам надо привыкнуть друг к другу.
Словно опять прочитав мои мысли и намекая, что пора подниматься на ноги, иволга вспорхнула и перелетела на стул, где кучей валялась моя верхняя одежда. Дверь тихонечко приоткрылась, и я увидела Сетсея.
– Он очень беспокоился, – шепнула Эфира и обернулась к нему, громко добавив: – Я же говорила, болотная тина разбудит кого угодно.
Я сморщилась, вспомнив горький привкус во рту.
– Проследи, чтобы она больше не давала мне эту гадость, – приветливо улыбнулась я драгону.
– А ты больш-ше не пытайс-ся убить вс-сех вокруг, – Сетсей приоткрыл дверь шире.
Он серьезно посмотрел на Эфиру, пару раз мигнул глазами и выдержал долгую паузу, словно собирался сообщить, что-то важное.
– Ты уже с-скас-сала ей о волчонке? – наконец спросил он у орка.
Сердце екнуло, и в испуге я непроизвольно схватила Эфиру за руку.
– Он в порядке, – поспешила она меня успокоить. – На волке быстрее, чем на кошке, заживает.
– Что случилось?
Эфира поморщилась и высвободила руку из моих сжатых пальцев. Только тогда я вспомнила, что эта ее рука пострадала от когтей улыбающихся тварей.
– Ты немного перестаралась с этим своим синим озером в погребалище. Волку чуток подпалило шкуру, но он цел и почти невредим.
Я перевела взгляд на Сетсея, он кивнул, и вздох облегчения сорвался с моих губ.
– Эльфы ушли? – спросила я, хотя ответ был мне известен.
– Да. – Сетсей моргнул черными, без зрачков, глазами.
– А Мор, Алгерда и… – произнести имя старшего князя не смогла, во рту опять стало горько.
– Они тоже уш-шли. Вс-сяли тело Иритана и уш-шли.
Эфира выпрямилась и спокойно продолжила:
– Мы вышли за пределы восточных ворот после того, как гномы их запечатали. Балабол создал портал к гномьему перевалу. Там нас ждали Худой Элл и их отряд. Оттуда для нас снова открыли переход, но уже в деревню оборотней. Ты была без сознания, Ортос еле шел, нам было не до разговоров с самогетцами.
– А Трантина?
Орк загадочно хмыкнула:
– Я напомнила Брамли, что перед ним новая королева. Благодаря ей восточные ворота теперь закрыты, и гномы вновь в безопасности. Ну, и напоследок предупредила: если с нашей малявкой что-то случится, мы с ящером вернемся.
– Но гномы скоро узнают, что она не геомант, и тогда… – я неуверенно пожала плечами.
– Уже с-снают. Гномы тоже немного пос-страдали от твоей выходки. Трантина их подлечила. Они ус-спели оценить ее с-силу по дос-стоинс-ству.
– Брамли не дурак, им сейчас меньше всего нужна смута среди горного народца. Мор позаботился, чтобы гномы знали: у Трантины есть союзники, – добавила Эфира, напоминая, как князь старательно выделял ее среди своих.
Я закусила губу от чувства вины. Пострадали Ортос и гномы, а эльфы все равно сбежали! Что я натворила! Перед глазами появилась картинка – тело мертвого Иритана болтается в воздухе. Мое сознание заволокло белой пеленой. Злость, паника, страх и боль. Ведь если Иритан мертв, значит, возможно, и Он… И тогда сила хлынула бешеным потоком, не спрашивая моего разрешения. Я нервно бросила взгляд на свое запястье. Метка есть. Он жив. Жив. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешеный стук сердца, которое только от воспоминания об этом животном страхе и отчаянии заколотилось как ненормальное. Птичка вновь чирикнула, но на сей раз это не помогло успокоиться:
