— Лечила Док! — крикнул кто из них.
— Лечила Док, лечила Док! — закричали вразнобой остальные. — Привет! Привет, лечила Док!
Я помахал им рукой. Не думал, что они меня запомнят, а поди ж ты.
— А где Нагма? — спросила синеволосая девочка.
— В городе, — ответил я, не припомнив, как её зовут.
— Жалко! — сказала другая.
— Хотим Нагму! Нагму! — забормотали дети.
— Она умеет играть, — сказала синеволосая. — С ней весело!
— Верю, — согласился я. — Она такая. Может быть, однажды ещё поиграете.
— В клане теперь не до детей, они бы там пропали, — вздохнула Костлявая.
— У тебя действительно не клан, а бродячий детский сад, — улыбаюсь я детям. Им сложно не улыбнуться, они, при всех своих проблемах, хорошие.
— Ты даже не представляешь, как ты прав, — отзывается премша.
В медмодуле пол застелен разномастными и в основном не очень чистыми тряпками, и на них лежат вповалку дети. Совсем маленькие, года по два-три. Многие без сознания, некоторые смотрят в потолок отрытыми, но бессмысленными глазами, некоторые тихо плачут. Пахнет кровью, нечистотами, рвотой, болью и смертью. Я, даже стоя на пороге, вижу среди них как минимум двух мёртвых.
— Откуда? — спрашиваю я ошарашенно.
— Это груз. Экипаж и охрана погибли, но дети спали в небольших мягких отсеках, видимо, под снотворным, поэтому те, что были в хвосте, выжили. Некоторые из них.
— Мне нужно много воды и помощь.
— С водой проблема.
— Не волнует. Тащите всё, что есть. Электричество подключено?
— В этой мегалеталке огромный аккумулятор. Мы подключили всё к нему. Вы свою машину тоже подзарядите, а то до города не дотянете.
* * *
Зарядкой машины я озаботил Кери, а остальные посменно включились в работу младшего медперсонала — помогают в первичной сортировке раненых, подают на стол сканера для обследования, отмывают от крови и прочего, выносят и складывают рядком тех, кто помощи не дождался.
Таких много. Клановые вытащили из упавшего аппарата всех, кто ещё дышал, но для многих это были предсмертные вдохи. Много черепно-мозговых травм, тяжёлых переломов, внутренних кровотечений, септических шоков. Много респираторных отравлений — видимо, повреждённые аккумуляторы выделяли какой-то токсичный газ, вызвавший ингаляционную интоксикацию. Многие, к сожалению, умерли от простого обезвоживания — слишком много времени провели в железной коробке в пустошах.
Мой отряд ужасается, плачет, некоторых тошнит, некоторым дурно от вида крови и экстренных медицинских процедур. Я не фокусируюсь, кому именно. Для меня они сейчас просто фигуры в броне, подающие мне новых и новых пациентов. Сначала самых тяжёлых, потом просто тяжёлых — лёгких почти нет. Медицинские препараты расходуются с ужасающей скоростью, и если бы не сильнейшие альтерионские регенераторы, выжили бы единицы. Но я вытащил почти всех, кто попал ко мне на стол живым. Не знаю, сколько именно, на втором десятке считать бросил.
— Это был последний, — ответила бледная Шоня на мой вопросительный взгляд, и я буквально рухнул у стола. Сел на грязный пол, прислонился затылком к стене и застыл, не в силах шевельнуться.
Рыжая тихо вышла, оставив меня одного. Я осознал, что понятия не имею, сколько прошло времени, а достать из кармана коммуникатор нет сил.
— Сам-то живой? — спросила заглянувшая в дверь Костлявая.
— Не уверен, — признался я.
— Ещё бы, — кивнула она понимающе, — на тебя смотреть страшно. Думала, ты так у стола и помрёшь. Надорвёшься и сдохнешь. Вид у тебя такой, как будто ты каждому стакан своей крови перелил. Я пару раз пыталась тебя остановить, но…
— Не помню.
— Не удивительно. Ты меня и не заметил, по-моему. Жрать хочешь?
— Ничего не хочу. Но, наверное, надо. Много умерло?
— Дохрена. Но каждый, кто выжил, — благодаря тебе. Пойдём, покормим тебя чем-нибудь.
— Не могу подняться, прикинь? — признался я.
— Вот блин, так и знала, что однажды этим кончится! Ладно, цепляйся за шею…
Костлявая буквально вынесла меня из медмодуля. На руках, как ребёнка. Сильная женщина.
— Эй, вы, вояки! Я вашего према нянчить не нанималась! — сказала она моим ребятам. — Этак он однажды сиську попросит!
— Ой, а тебе прям сиськи для нашего према жалко? — устало улыбнулась Шоня.
Она в броне, и сервоусилители позволяют поднять меня без особых проблем, но росту маловато. К ней присоединяется Тоха, и они вдвоём аккуратно спускают меня по трапу трейлера. Зоник откуда-то притаскивает кресло и столик, меня усаживают и вознаграждают стаканом приторно-сладкого витаминного напитка. То, что нужно сейчас. Вымотался я, и правда, нечеловечески. Приходя в себя, начинаю понимать, что в отчаянии пытался бессознательно раз за разом брать референсы, но ни черта, разумеется, не получалось, и я черпал что-то внутри себя. Начерпал или нет, не понять, но если из-за этого выжило хотя бы на одного ребёнка больше, так тому и быть. А если нет — я попытался.
— Сейчас принесут пожрать, — Костлявая притаскивает стул и садится рядом. — Ты уже оклемался?
— Сложно сказать.
— Не делай так больше. Хорошо, что тут зеркала нет, ты бы сам себя испугался. Выглядишь чуть живее покойника. А теперь скажи мне, почему в этом летающем гробу было столько мелких засранцев? Знаешь, пока не началась вся эта херня с городом, клан считался тем богаче, чем больше у него детей. Если бы не война, то сейчас мой блудный караванчик был бы в топе. За мной бегали бы премы и предлагали что угодно за то, чтобы я поделилась. На коленях бы умоляли.
— А сейчас не будут?
— Сейчас меня, скорее всего, просто убьют. Но речь не о том. Что это за дети?
— Продукция городских инкубаторов.
— Почему их отправили куда-то? И кто их сбил? Мы осмотрели леталку, это не случайная авария.
— Сбили клановые.
— Чем? — удивилась Костлявая. — Этакую хрень из дробана не ссадишь.
— Им дали подходящее оружие.
— Ни один клановый, даже самый больной на башку, не убьёт детей. Не верю.
— Думаю, они понятия не имели о грузе. В этой войне кланы с самого начала используют втёмную. Выдали ПЗРК, показали, как пользоваться, сказали, где и когда пролетит аппарат. Поскольку пилоты не ждали атаки, то сбить их, я думаю, проблемы не было.
— Ладно, допустим. Но почему дети?
— Не знаю. Точнее не знаю, почему именно в обмен идут дети.
