— Это там её нет, — гневается Перидор, — а здесь меня загнали в тупик и обложили со всех сторон! Не очень-то похоже на ваши обещания!
— Не спешите, Ваше Величество, — Мейсер улыбчив и спокоен, как опытный психиатр. — Они не могут задушить Меровию экономически. Благодаря колониям страна обеспечивает себя с избытком. Конфискованные зарубежные активы незначительны, а золото… Намоем нового. На Юге его полно. Соседям придётся воевать, а это дело долгое, затратное и непредсказуемое. Да, их армии пока сильнее, но ещё неизвестно, как военная удача повернётся. Военная мощь Меровии прирастает с каждым днём. Вот, извольте ознакомиться…
Мейсер выкладывает перед Перидором схемы и графики, показывающие, как быстро мои заводы производят новые пушки, ружья и припасы к ним. В диаграммах можно спрятать слона под слоем Мосек — и никто не догадается.
Кстати, о Слонах — пора бы им уже и вернуться…
Совещание заканчивается ничем — Перидора слегка успокоили, но не убедили. Чудо пока не явлено, но и неизбежность катастрофы уже не так очевидна. В конце концов, большая часть критичных производств в центре страны, в моём графстве, а большая часть ресурсов — вообще в колонии за горами. Туда, кроме как нашим тоннелем, никак не попасть. Так что план генерала Корца — отступать, маневрировать, беречь армию, не давать генеральных сражений, то есть разменивать территории на время, имеет право на жизнь. Когда у противника будут растянуты коммуникации, его можно будет отрезать от снабжения и выматывать мелкими стычками… Впрочем, я тот ещё стратег.
— Мой паладин!
— Моя принцесса!
Мы торжественно целуемся. Катрин пахнет пылью, ветром, конским потом, прекрасными цветочными духами, которые ей подарила Нагма и просто молодой девушкой. Прибежала после совещания, не переодевшись и даже не заходя в свои покои. Джулиана была права — мода казуализируется по мере ускорения жизни, дорожный наряд принцессы проще и практичнее, чем можно было ожидать.
— Вы же что-то придумали, правда? — спрашивает она. — Я уверена. Но отец очень мрачно настроен.
— Не хочу обнадёживать заранее, но мы не сдались, честное слово.
— Я верю тебе, мой паладин.
* * *
Коптер вернулся к вечеру. Из кабины вывалился усталый Слон, с хвостовой консоли спрыгнула мрачная, как ночь, Лирания. Зыркнула на меня своими чёрными раскосыми глазами, не сказала ни слова и, подхватив винтовку, ушла.
— Как прошло, Слоняра? — спросил я, глядя ей вслед.
— Штатно, — коротко сказал он и, подумав, добавил: — В основном.
— Как Лирка?
— Стреляет отлично. В остальном — учить и учить ещё. Всё, я пойду, Докище, ладно? Умотался. Спал всего три часа, и те вполглаза. Мейсеру только доложу и отобьюсь.
— Как скажешь.
— Но знаешь, что, — сказал он мне тихо, — к девочке ты зайди попозже. Проверь, как она.
Лирания пришла ко мне сама. На дворе уже ночь, в комнате горит керосиновый фонарь, за окном стрекочут какие-то сверчки. Одета в местное платье, в котором выглядит экзотически и сногсшибательно. Не видевшие азиаток местные падают к её ногам пачками, но она равнодушна.
— Можно к тебе, прем?
— Конечно, заходи. Но твой прем теперь Слон.
— Слон мой командир. А прем…. Это твоё, Док. Потому что ты продолжаешь меня защищать. Это ужасно глупо, но очень трогательно. Слон… Ему просто нужен снайпер. Выпьем?
Лирка держит в руке бутылку, и я понимаю, что она уже сильно пьяна.
— Почему бы и нет? Сейчас достану бокалы.
Девушка избыточно твёрдым шагом дошла до кресла и повалилась в него.
— Тяжело? — спросил я, забирая у неё бутылку.
— Просто пиздец какой-то, Док. Просто пиздец.
Я разлил вино по бокалам и подал один ей. Врач во мне сказал бы, что она уже выпила слишком много, но военный во мне знает — иногда даже слишком много, это слишком мало.
— Расскажи, если можешь, — сказал я. — Будет легче, проверено. Но если не можешь, то не говори, я пойму.
— Я убивала, ты знаешь, — произнесла Лирания после паузы. — Но это другое.
— Знаю.
Мы молча выпили.
— Знаешь, что было самое паршивое?
— Что?
— Когда этот, ну, как его… А, неважно. Он нестарый ещё такой мужик, представительный. Я ждала, чтобы он на балкон вышел. Стёкла толстые и неровные — и искажают, и пуля может отклониться. Мы висим над городом, темно, винты стрекочут, а я его держу прицелом и думаю только: «Рискнуть через стекло или ещё подождать?» Если промахнусь — свалит и всё, ну ты понимаешь.
— Понимаю. Ещё вина?
— Да. Налей, пожалуйста.
— Держи.
— И вот он идёт вроде к балкону, я уже слабину спуска выбрала, полвдоха ему осталось. Моего вдоха. И вдруг останавливается, поворачивает голову и улыбается так! Я вижу, что к нему подбегает маленькая девочка, как Онька, наверное. Она его обнимает, он радуется, они чему-то смеются — мне не слышно ничего, разумеется, там метров триста дистанция была. И выходят на балкон. Вместе. Всего полвдоха, а я всё не дышу. Потому что ребёнок смеётся, поднял лицо, смотрит на отца, и её сейчас забрызгает папиными мозгами. И это останется в ней на всю жизнь. В подарок от меня, на долгую память. В ухе гарнитура, и я всё жду, что сейчас Слон спросит, какого чёрта я торможу, но Слон молчит. И я молчу. Знаешь, чем кончилось?
— Чем? — я без просьбы наполняю её бокал.
— Он отправил девочку в дом. Наверное, спать, поздно уже было. Может, обещал потом зайти и поцеловать на ночь, не знаю. Но она убежала, а я прострелила ему башку. Бац.
— Ты сделала, что должна была.
— Я знаю. Но кажется, что в меня не влезет так много говна, как в эту вашу… Змеямбу.
— Ты знала, зачем Слону снайпер.
— Я думала, это будет легко. Я же злая и сумасшедшая, мне должно быть пофиг. Но мне почему-то пиздец как плохо. Почему, Док?
— Потому что даже самому паршивому человеку от этого было бы не по себе. А ты, уж прости, совсем не такая плохая, как о себе думаешь.
— Я же привыкну, да?
— А ты хочешь к такому привыкнуть?
— Не знаю. Сейчас — не знаю.
Мы выпили ещё, потом ещё. Лирания судорожно выговаривалась, рассказывая, как они летели сначала на запад, потом, через весь континент, на восток. Как днём спали, посадив коптер на глухой поляне в лесу — пришлось вдвоём толкаться в тесной кабине, потому что на воздухе немилосердно жрала мошка. Как часами висели на минимальной тяге винтов, высматривая очередную цель.
— Они же все на одну харю, прем! — говорит Лирка. — Усы и этот ужас на щеках…
— Бакенбарды.
— Наверное. Я смотрю, их трое, все в мундирах, все в шляпах, все с седыми волосатыми рожами! Я в гарнитуру спрашиваю: «Слон, который из них этот чёртов канцлер?» А он, знаешь, что отвечает?
