Здание действительно стоит того, чтобы обратить на него внимание. Я повидал многие миры, как живые, так и заброшенные, но никогда не видел ничего подобного. Белоснежные стены вознеслись в голубые небеса, и описать это в каких-то внятных архитектурных терминах я бы не взялся.
— Охренеть, да, Докище? — выразил мою мысль доступными средствами Слон. — Каждый раз вижу и балдею.
— У вас потрясающе красиво, Олландрия, — сказал я.
— Зовите меня Олли, пожалуйста.
— Хорошо, Олли.
— Мой прапрадед король Эпифаний четырнадцатый сделал девизом своего правления принцип «Красота и гармония для общего процветания». Город Берконес не отягощён древней историей и не стоит на руинах предшественников, он сразу создан красивым и счастливым! Первой была построена королевская резиденция, достойная принимать наших драгоценных гостей.
— И сколько здесь жителей? — уточнил я.
— Почти двести тысяч, можете себе представить? — улыбнулась девушка.
На мой взгляд, город, по которому мы неторопливо катимся в огромной открытой машине, по размеру вполне тянет на миллионник, а по меркам какого-нибудь Гонконга тут можно миллионов семь-восемь запросто утрамбовать. Зато нет пробок. Машин мало, жители гуляют пешком. Автомобили исполнены стильного изящества, а жители прекрасно одеты и выглядят весьма благополучными.
В общем, город восхитителен, разве что жарковат. К полудню солнце вжарило вовсю, температура воздуха, наверное, хорошо за тридцать, а кондиционер в кабриолете даже если есть, то бесполезен.
— Олли, а поехали купаться, — взмолился, в конце концов, Слон. — Вы-то к климату привычные, а мы скоро зажаримся.
— Извините, — расстроилась девушка, — я совсем забыла. Конечно, поехали к купальням. Могу предложить пока охлаждённого вина и мороженое.
Купальни тоже шикарны — огромные беломраморные бассейны с морской водой, расположенные на побережье. Я сразу пожалел, что Нагма с нами не поехала — она обожает плескаться в море. А при наличии халявного мороженого мы бы её отсюда вообще не вытащили.
Олли непринуждённо вошла в воду прямо в своей лёгкой белой одежде, мы со Слоном разделись до трусов. Впрочем, пялиться на нас некому — купающихся кроме нас нет.
— Удивительно безлюдно, — сказал я Олли. — Это всегда так, или людей разогнали ради нас?
— В этом нет необходимости. Это лишь одна из многих купален, я просто попросила маршала отвезти нас туда, где поменьше людей. Я поступила неправильно? Мне показалось, что активное внимание горожан будет для вас утомительным. Каждый захочет выразить свою благодарность драгоценным гостям, а вы хотели тишины…
— Да-да, Олли, ты умничка, всё правильно сделала! — сказал Слон, разливая на бортике по бокалам розовое игристое. — Ты, Док, не удивляйся, у них тут народу вообще не дофига.
— Благодаря мудрости наших драгоценных гостей, — кивнул девушка, — нашему миру не нужно большое население. Это помогает справедливо распределять ресурсы.
— И что, все довольны? — удивился я.
— Разумеется, — ещё больше удивилась Олли, — а как же иначе?
* * *
— Зря ты с нами не поехала, — сказал я дочери, вернувшись. — Мы отлично искупались.
— Здесь есть бассейн, — отмахнулась Нагма. — Мне Дерия показала. Мы с ней сходили.
— Дерия? Это служанка, которую ты рисовала?
— Агась. Только она не служанка, прикинь? Она аж королиная родственница. Племянница, что ли. И вообще как будто графиня, только это как-то по-другому называется, я не запомнила. А убирает у нас по приколу или типа того. Они тут вообще странные, пап. Мы когда искупались, сидим потом у бассейна. Я морожку жру, а она на меня смотрит так, что я думаю, может, у меня прыщ на лбу вылез? Или нос в мороженом? Спрашиваю — она смущается вся такая и просит разрешения вытереть и расчесать мне волосы.
— Разрешила?
— Ну, я не очень люблю, когда кто-то расчёсывает, но отказать было как-то неловко. Так блин, пап, у неё такой вид был, как будто… Даже не знаю, с чем сравнить. У Дерии аж ручки затряслись. Она меня расчёсывает, а сама млеет и тащится. «Даже, — говорит, — мечтать не могла. Вы, драгоценная гостья, сделали меня самой счастливой на свете». Я аж заколдобилась — волосы как волосы, чего она?
— Может, потому что светлые, — предположил я. — Ты тут, возможно вообще первая блондинка. Одна на весь мир!
— А блин, точно, — задумалась Нагма. — То-то она расчёску с волосами выпросила! Сказала, будет хранить как великую ценность. Там всего-то волосьев пять, а она так тряслась над ними… «Ладно, — говорю, — забирай, если тебе не для вуду». А она, прикинь, про вуду и не слышала, хоть и чёрная.
— Это же другой мир, — напомнил я.
— Да я понимаю. Все равно как-то странно.
— Нарисовала её хоть?
— Агась. Вот, глянь.
Нагма показала мне уже вполне законченный портрет.
— Здорово вышло, — сказал я. — Ты молодец. Ты её просто рисовала, или…
— Знаешь, — задумалась дочь, — я бы сказала «всё сложно». Я, наверное, теперь вообще не рисую «просто так». Но и «не просто так» тоже. Каждый раз что-то… Не то меняется, не то открывается.
— И что тебе открылось?
— Что Дерия счастлива.
— В каком-то особенном смысле? Ты выглядишь удивлённой.
— Ну, знаешь, взрослые вообще редко бывают счастливы. Целиком, а не одной какой-то извилиной прям щас. У них всегда какая-то хрень крутится, типа: «Вот вроде мне зашибись, но вообще-то…» А у неё — нет. Счастлива и всё. Онька такая бывает, когда из школы прискакала, а тут пирог на ужин, и Лирка приехала, и в море купаться и морожка в холодильнике осталась.
— А ты, значит, не бываешь?
— Агась. Раньше была как Онька, теперь нет.
— А какая ты теперь?
— Не знаю. Сумасшедшая, наверное, — рассмеялась Нагма. — То ржу ни с чего, как ненормальная, то рыдаю ни с фига, как дура.
— Пубертат. Гормоны, — напомнил я.
— Ты говорил, агась. А ещё я всё время меняюсь, и это реально бесит. Только расставлю всё в себе по полочкам — это мне нравится, это нет, это хорошо, это фигня какая-то — фигак! — и всё порушилось. И это не хорошо, и то не фигня. Аллаха, который смотрит на это моими глазами, наверное, укачивает, как на американских горках. Скоро его мной тошнить начнёт!
— Ничего, — засмеялся я, прижимая к свой груди любимую белобрысую башку, — пусть тренирует вестибулярный аппарат.
* * *
Вечером улёгся в кровать, подумал, поколебался, подождал, убедился, что ничьи холодные пятки не топают в коридоре, и нажал-таки на ракушечку у кровати. В конце концов, это же не проститутку вызвать. Проститутка за деньги, а тут, к моему крайнему удивлению, денег, оказывается, вовсе нет. Такой вот негрокоммунизм. В общем, никто не вынуждает вот эту чёрную в тёмной комнате тень, которая только что вошла в дверь, прыгать в мою одинокую постель. Ни прямого, ни экономического принуждения. Слон меня заверил, что наоборот, у них тут те ещё интриги, кому по статусу позволено к драгоценному гостю пойти, а кто пока не заслужил. Потому что это «типа круто», как моя дочь выражается.
