— И чего ей от нас надо?
— Не сказала. Тебя дожидается. Но мне это трындец как не нравится, Докище. Потому что если она нас нашла, то кто ещё найдёт? Ты уж спроси у неё, при случае, кто ей дорогу подсказал.
— Спрошу. У меня так-то вопросов поднакопилось, знаешь ли.
— Ладно, давай по последней и спатеньки. С утра выдвигаемся. Сначала на базу, а потом и далее. Сигнал от Мейсера пришёл, нас ждут.
Глава 5. Влияние артиллерии на архитектуру
— Прости, забыл, как тебя зовут, — сказал я нервной чернявой девушке в тёмных, похожих на сварочные очках.
— Аннушка, — она сняла очки, открыв избыточной синевы глаза.
Смачно сплюнула под ноги и растёрла плевок стоптанным берцем. Очаровательная простота манер.
— Зачем ты меня искала, Аннушка? И как нашла?
— Пусть твой командир не напрягается, я — это я. Так искать больше никто не умеет.
— Вряд ли его успокоит такое объяснение.
— Да мне как-то пофиг его спокойствие.
Девушка одета в пыльную куртку, потёртые драные джинсы, волосы растрёпаны и спутаны, на руках смазка, на лице грязь.
— Тебя что, Джабба в душ не пустила? — спросил я.
— Джабба — это та стрёмная баба, что у вас на цепи сидит и дом караулит?
— Да, мгновенной симпатии она не вызывает.
— Эта самка бородавочника поселила меня в какие-то сраные руины. Я бы её пристрелила, но тогда, боюсь, наш разговор бы не заладился.
— Не то чтобы я сильно о ней волнуюсь… Ладно, пойдём ко мне в комнату, хоть помоешься нормально.
— Если это не вызовет у тебя никаких глупых фантазий на мой счёт, папаша.
— Не прикидывайся, дочурка, — покачал головой я. — Вряд ли ты сильно младше меня.
— Может, и постарше, — не стала спорить Аннушка. — Но мне это дорого обходится, знаешь ли. Я добываю Вещество не для того, чтобы меня вожделели старпёры.
— Обещаю не домогаться.
— Замётано. Показывай, где там у тебя удобства.
В душевой Аннушка провела чуть не час. Вылезла замотанная в Нагмин халатик, прикрывающий её сильно не всю.
— Ты обещал не вожделеть! — сказала она укоризненно, перехватив мой взгляд.
— Я обещал не домогаться, — уточнил я.
— А, ладно, пялься, коли охота. Не убудет. Я тряпьё в стиралку кинула, ничо? Вторую неделю в пути, песок аж в жопе хрустит.
— На здоровье. Так зачем я тебе понадобился?
— Вообще-то мне на тебя насрать, — призналась она спокойно. — Ради тебя я бы чёрта с два подорвалась круги нарезать по Дороге. Вас не так-то просто найти. Пусть твой Слон попустится, база хорошо спрятана. А что от меня хрен скроешься — так я одна такая. Я ж, блин, курьер.
— На меня, значит, насрать. А на кого нет?
— На дочку Калеба.
— Нагма — моя дочь, — сказал я твёрдо.
— Да угомонись ты, — отмахнулась она, садясь на кресло и вытягивая ноги на стул. Ракурсы при этом открывались интересные, но я максимум глаза скосил, не больше. — Твоя так твоя, никто не претендует. Воспитывай на здоровье. Из Калеба всё равно отец, как из соплей солидол.
— Впрочем, — добавила она, подумав, — из него что угодно, как из соплей солидол. Фантастический долбоёб.
— Я думал, вы друзья.
— Просто очень давно знакомы. Слишком давно, пожалуй. В общем, что бы ты там себе ни думал, но кое-для кого важно, что она дочь именно Калеба. В самом, так сказать, прямом смысле слова.
— Это для кого же?
— Да я, блин, перечислять устану! — она вытянула голую ногу и принялась её зачем-то рассматривать.
Нога как нога. Стройная, даже худая. Только шрамов многовато. Застарелых и глубоких. Как будто она всё детство играла в футбол шарами от моргенштернов.
— Напрягись уж, — попросил я. — Не помыться же ты сюда ехала.
— Ехала я сюда потому… Слушай, у тебя бритва есть?
— Бритва? — не понял я. — Причём тут бритва?
— Ноги побрить. Заросла, блин, как пудель.
— Нет у меня бритвы. У меня борода, как видишь.
— Жаль. В общем, дело в том, что Калеб опять неслабо косякнул. Он постоянно какую-нибудь херню отмачивает, но обычно ему везёт, как с той бабой, ну, горянкой. Мамкой типа твоей типа дочери. Он её обрюхатил, что вообще редкий феномен, потому что мы типа бесплодные. Я, например, даже не предохраняюсь. Счастливая мать удачно застряла в какой-то горной заднице, никто ничего не заметил, зашибись. Но в этот раз не прокатило, и его конкретно взяли за жопку. Жопка у него ничего, кстати.
— Я не ценитель. Продолжай, пожалуйста.
Аннушка уставилась на меня твёрдым до ощутимости взглядом невероятно синих глаз и сказала:
— Калеб в разработке. Не знаю, на чём конкретно он спалился в этот раз, но из него вытряхнут всё. Вообще всё, там умеют. А значит, узнают, что где-то по Мультиверсуму бродит белобрысая фрактальная бомба на ножках. И начнут её искать. Если ещё не.
— Скорее, уже да, — сказал я. — Нагма в последнее время чувствует чьё-то внимание. Пока издали, но всё ближе и ближе…
— А, чувствительная, значит, девочка, — кивнула Аннушка, — это плохо.
— Почему плохо?
— Ну, была бы она таким же тупым деревянным буратином, как ты, её было бы гораздо сложнее найти. А так резонирует. Они же чуют страх.
— Кто?
— Ну, эти, Чёрные.
— Какие ещё…
Но тут нас прервали.
— Ой, пап, извини, я не думала…
— Эй, девчонка, — фыркнула Аннушка, — а стучаться тебя не учили? А если бы мы тут трахались?
— Подержала бы вам свечку, — Нагму не так просто смутить. Она сама кого хочешь шокирует.
— Заходи, про тебя разговор. Ты меня помнишь?
— Помню. Вы подруга Калеба.
— В общем, у папаши твоего неприятности…
— Мой отец здесь, — Нагма подошла и обняла меня за плечи. — И неприятности у нас только общие.
— Да-да, очень трогательно, — отмахнулась Аннушка. — Но я не о том. Имей в виду, скорее всего, твоё существование уже не секрет для тех, на кого он работал.
— Они плохие?
— Если бы. Они настолько хорошие, что у них рука вообще не дрогнет. Ради общего блага-то. Они на стороне добра, а ты — злое зло. Так получилось, ничего личного.
— Эй, чой-та я зло? — обиделась Нагма.
— Ты — дочь корректора. Око Ушедших, Фрактальная Бомба и что-то там ещё, не помню. Впрочем, не бери в голову. Какая разница, почему именно тебя грохнут?
