— Пап, представь, Катька в диком восторге от аниме!
— Ничего удивительного, колбаса. Самый возраст. Тебя в десять тоже было за уши не оттащить. Необычно, как легко она приняла саму концепцию движущихся картинок, весьма необычную для здешней эпохи.
— Катька такая, да. Она вообще всему учится моментально. С планшетом уже освоилась не хуже меня. Просит, чтобы я её рисовала как в аниме. Пап, если я её как аниме-тян рисую, это же не считается?
Она поворачивает ко мне экран планшета с мультяшной большеглазой девочкой. Действительно, сходство с оригиналом очень приблизительное. Только что причёска и наряд.
— Наверное, не считается. Но, на всякий случай, Теконису не показывай.
— Вот ещё! Конечно, не буду. Он жуткий. Я иногда думаю, может, он портреты, которые я делаю, забирает, чтобы им иголки в глаза втыкать? С него станется… Не, Катькины пусть у меня лучше лежат.
Нагма, вопреки запрету, нарисовала несколько весьма реалистичных портретов принцессы. В красках, тщательно. Я не спрашивал, но наверняка при этом «Аллах смотрел её глазами». Я бы смотрел. Красивый ребёнок, чего на неё не смотреть-то. Но только при мне Катрин трижды чуть не погибла. Первый раз навернулась с парадной лестницы, да так, что, не поймай я её, запросто свернула бы шею. «Спасибо, мой паладин», — и побежала дальше, как ни в чём не бывало. Второй — чуть не застрелилась из моего пистолета, невесть как вытащив его из закрытого ящика секретера. Опалила локон причёски, пуля прошла в сантиметре от левого уха. «Я просто взяла посмотреть!» Третий — упала с балкона, буквально мне на руки. Руки чуть не оторвались, кстати. Соглашусь с Перидором — это определённо не покушения неведомых злодеев. Сама, всё сама. Или пресловутое «мир так хочет» от Текониса.
Перехочет, я считаю.
* * *
Группа готовится к отъезду, что лично меня радует. Мы просидели здесь два месяца, будь в этом мире Луна, я бы уже выл на неё со скуки. Но Луны нет. Этот срез вообще мало похож на наш, я видел карту — ничего общего. Может, тут Луна развалилась и упала на Землю, раздолбав континенты вдребезги, а может, всегда так было. Я не очень хорошо понимаю, как это работает, а у Текониса спрашивать неловко.
Отъезд всеобщий — августейшее семейство направляется с нами. Нанесёт, так сказать, визит. Мне. Я буду иметь невероятную честь принимать Императора в своих графских владениях, в которые впервые приеду с ним же. Там всё это время Фред распоряжался, а недавно и Мейсер с Теконисом отбыли. В графстве Морикарском будет наша новая основная база, туда потащат грузы из других срезов, туда завезут — может, уже и завезли — наёмный персонал для вахтовой работы, там Фред строит промышленно-образовательные центры, по идеологии похожие на советские ФЗУ образца двадцатых годов двадцатого же века. Где из неграмотных крестьянских детей воспитывали рабочих для растущей промышленности. Здешние совмещают работу, учёбу, профподготовку и проживание. Пока их немного, но это, со слов Фреда, «быстромасштабируемая структура», которая примет на себя взрывной популяционный рост. К тому времени, когда Красный Мор оставит Меровию окончательно, и встанет проблема «чем кормить и чем занять такую прорву молодёжи», фабрики-интернаты Фреда уже дадут первые обученные кадры с производственным опытом, которые смогут учить следующих. Кстати, эти заведения называются «Михайловскими ученичествами». И нет, это не совпадение. Их владелец — некий граф Михаил Док Морикарский, и плевать, что он до сих пор их не видел. Этому же ушлому графу принадлежат «Михайловские лечебницы» и даже «Школы народных искусств» под покровительством графини Нагмы. Туда отбирают детей, способных к рисованию, лепке из глины, резьбе по дереву, стихосложению, изящному письму, музицированию и прочим «творческим» профессиям». Доктор Ерзе, которая на самом деле курирует это направление, снизошла однажды разъяснить, что обществу, где начинает ударными темпами расти процент грамотных, совершенно необходим опережающий рост контингента «идеологических работников», которые обеспечат растущий спрос на печатную и иную продукцию. От воодушевляющих гимнов и военных маршей до наглядной агитации и свежей прессы.
Оказывается, у меня уже есть графская типография, где работает первая в срезе «двухцилиндрическая скоропечатная машина». Что это такое, надо спрашивать у Фреда, но Джулиана сообщила не без гордости, что на ней печатаются адаптированные учебники и технические справочники, а также выходит газета «Морикарский вестник», в которой пробует свои силы первая меровийская разночинная интеллигенция. Обычно от неё, как от самого революционного класса, потом масса проблем, но, надо полагать, у Джулз всё предусмотрено. Она дама чертовски продуманная.
В общем, из моего графства срочно делают этакий «бизнес-инкубатор». Научно-промышленно-культурный анклав, в котором будущее будет вызревать, прежде чем выплеснется неудержимым потоком в остальную Меровию. Разумеется, всё было спланировано ещё тогда, когда Император меня этим титулом осчастливил. Я просто удачно подвернулся со спасением принцессы. Как было не воспользоваться оказией? Теперь я символ меровийского прогресса, аристократ-просветитель, меценат и прогрессист. Газеты выходят с моим портретом, на котором я, к счастью, на себя почти не похож. Но только потому, что качество печати паршивое и бумага дрянь. На купюрах я удался лучше. Да-да, моя угрюмая бородатая рожа теперь на деньгах. Правда, это не совсем деньги, скорее, кредитные билеты Меровийского банка, имеющие ограниченное хождение — только на территории графства. Но ими выплачивается содержание воспитанникам «Михайловских ученичеств», на них и только на них можно приобретать продукцию в фабричных лавках, где продаётся первая промышленная продукция Меровии. Так аборигенов постепенно приучают к использованию бумажных денег. Однажды их введут во всем государстве, и портрет там уже будет не мой, а Перидора. Но пока что их называют «михалками». Мои арендаторы охотно берут купюры за свою сельхозпродукцию, потому что за «михалки» можно купить отличные стальные топоры, удобные пилы, косы, металлические части плугов и уникально дешёвые промышленные, а не выкованные вручную, гвозди. Имеют ли «михалки» золотой стандарт, не знаю, забыл спросить.
То, что нам приходится трястись в карете по жаре и пыли, это полбеды. Куда хуже, что это приходится делать в местной протокольной одежде, безжалостно игнорирующей погодные условия. Тесный сюртук, строгий жилет, сорочка с жёстким воротником под подбородок, обязательный удушающий шейный платок, штаны в обтяжечку чуть ниже колена, а внизу — чулки на подвязках, исключающие кровообращение в нижних конечностях. И ботфорты. Тяжёлые и неудобные, хотя и стачаны по индивидуальной мерке. На мне хотя бы под всем этими хлопчатобумажные трусы и такая же майка, остальным ещё хуже приходится. Ничего не поделаешь — мы с Нагмой включены в состав императорской свиты и едем с ней. А значит, должны соответствовать. Дочь моя выглядит в сложном платье совершенно сногсшибательно, глаз не отвести, но вся изнылась, какое оно неудобное. Я её понимаю: даже пописать в таком — целая операция, требующая участия служанки. На месте наших прогрессоров я бы озаботился приведением местной моды к более казуальному стилю, но Джулиана, тоже наряженная, как музейный экспонат, уверяет, что это произойдёт само собой. Стиль одежды определяется образом жизни — прогресс её ускоряет, не оставляя времени на наряды, которые надо надевать и снимать целый час. А пока терпим.
