Что же смаг понял, раз так стремительно покинул деревню? Он заметил то, что ускользнуло от меня?
Не верю, что они в одиночку справятся с тварью, засевшей в пещере.
Не верю, что эти люди приносят жертвы.
Им не нужны чужаки, их женщин больше, чем мужчин, и, кажется, в округе нет ни одной не пузатой девки.
Догадка плавала на поверхности, но я не мог ее ухватить. Я должен прятаться в этом доме. Чем он безопаснее других? Тут нет мужчин, и дети выглядят немного иначе, чем те, что бегают снаружи. Отличия, отличия…
Я постарался припомнить, что смутило меня в старосте, когда он нас встречал. Он был одет просто: в льняную рубаху с закрытым воротом, штаны, да шапку из лоскутов. На них всех были шапки. Местные весьма неряшливы, особенно мужчины, таскают какое-то рванье, закутавшись в него по самые уши. Из-за висящего в воздухе зноя такая одежда выглядит слегка неуместно.
По щеке скользнуло что-то гладкое, в редких волосках.
Я вскочил, брезгливо утираясь, − а Никон с хохотом побежал к матери, подтягивая на ходу штаны. Его шутка сбила изначальный настрой. Наверно, он хотел пощекотать меня крысиным хвостом, но почему тот показался мне таким крупным?
Я повернулся и встретился взглядом с вдовой, застывшей в проеме.
− Тебе что-то почудилось, дорогой? − спросила Саянка настороженно, прикрывая проход в главную комнату, где бегало ее потомство.
Я опустил ладонь и на ощупь нашел разрезы на своем плаще. Там, где его хватала уличная малышка.
− Нет. Не почудилось.
Затем сделал короткий шаг вперед. Женщина попятилась.
− Они не виноваты. Такой только младший!
Мозаика сложилась, стоило только найти недостающие кусочки. Теперь понятно, почему Северянин приказал мне спрятаться. Здесь наши умения бесполезны. У нас нет оружия для сражения с подобным чудищем.
Саянка попыталась меня остановить, схватившись за нож для разделки мяса. Закричала, что делала это, чтобы выжить. Что они не могли иначе.
Но куда слабой женщине, истощенной издевательствами, справится с обученным смагом? Я запихнул ее в комнату к детям, привалил дверь скамьей и выскочил на улицу, пытаясь сориентироваться, где искать товарищей. Не найдя Радогоста на месте, с ужасом вспомнил про дом старосты. Его могли позвать туда!
Надеясь, что еще не слишком поздно, я бросился бежать. Перескакивая через несколько ступеней, ворвался в убранную светлую гостинку Миты. На полу засыхали пятна крови. Сварог, помилуй…
Теперь ясно, почему они взяли к себе Тимаша. Он был самым сильным из нас, его требовалось убрать первым.
Я отыскал тело прежде, чем собравшиеся на совет жители, успели меня остановить. Его отволокли в погреб, даже не удосужившись прикрыть чем-нибудь для приличия. Глотка звероподобного смага была вспорота глубже подкладки моего плаща.
− Один, только один, − прошептал я с кощунственным облегчением. Они пока не добрались до остальных.
Четверо крупных мужчин быстро поднялись и загородили выход, понимая, что отпираться бессмысленно. Я сглотнул горчащую слюну и достал секиру. Плохое оружие против живых, но не использовать же взрывной шар в закрытом помещении.
Мита продолжил сидеть за столом, гоняя в кружке медовуху.
− Рановато для хмеля, − хрипло заметил я.
− Ты бы слышал его мычание. Как он сопротивлялся! Силен был, аспид! − пригубив напиток, протянул лже-староста. − Ну как силен? Для человека…
Враги обступили, и меня одолело шальное возбуждение. Ударом рукояти, я сбил шапку с одного из противников, желая убедиться в своей догадке. Под головным убором житель Соловки скрывал самые настоящие рога. Хохот прорвался из моей груди. А ведь полоумный старик не соврал!
Это же целая деревня искаженцев. Такое сложно было встретить даже в сказках.
Я читал о них, но никогда не встречал вживую. В редких случаях союз человека и нежити давал потомство − уродливое, сильное, злое. Плод омерзительной любви называли искаженцами. Их существование не принимал ни один разумный вид, особенно зверствовали люди, считая их вестниками мора и слугами Каша.
Дойди до княжеской дружины хотя бы мимолетный слух, здесь бы устроили побоище.
Могу лишь предположить, как так вышло. Возможно, полукровкам удалось собраться в группу и перерезать местных мужиков, заменив их собой во всех смыслах. Соловка идеально подходила для этого. Вот почему они не желали гостей, а леса переполняли редкие существа. Поэтому и пропадали смаги, лишь подпитывая легенду о кровожадном чудище. Просто местные жители не хотели, чтобы кто-то увидел их собственные когти, хвосты и чешую.
Меня хорошо натренировали. Я сумел вырубить двоих, прежде чем пропустил удар. Сила, с которой искаженец швырнул меня в стену, могла выбить дух из тела. Они были гораздо сильнее.
Последней надеждой стала бомбочка. Вытащив, я без размаха забросил ее в центр толпы искаженцев. Глиняная болванка раскололась об пол, выплюнув струйку белесого дыма.
− Ах вы безрукие…
Удар в висок от Миты погасил свет в глазах прежде, чем я успел выругаться насчет качества работы наших мастеров.
Глава двенадцатая
«Смаг не должен причинять людям вред.
Это идет вразрез с учением Базилеса.
Но если необходимо, он вправе выбрать
наименьшее из зол. Свою жизнь…»
Дневник смага Тувитта
Статуя была обожжена дочерна. Она стояла в углу, безрукая и покосившаяся. В глазах сверкали синие самоцветы, сразу по нескольку штук в каждой глазнице. Деревянный лик божества, хоть и почернел от пламени, сохранял прекрасные и злые черты. Что-то подсказывало, что сожгли ее умышленно.
В этом заключался особый тайный смысл, служивший посланием всем нам.
Богиня то исчезала, то появлялась передо мною, выплывая из мрака, как обычная деревяшка из воды. Я слышал ее голос: ржание, чавканье, треск и ругань. Звяканье цепи.
− Что значит, упустили остальных? Это наши леса, наши владения, и они так просто вас обошли?! − отчего-то она злилась. И сама же себе жалобно отвечала:
− Среди них есть опытные бойцы. Видел же, людишки что-то почуяли. Но у нас их девка и один из помощников, к тому же мы забрали всех коней. Они точно вернутся!
− Ты не понимаешь, верно? Не понимаешь. Наши жизни, наше потомство и спокойные дни кончены, если они приведут за собой остальных! Ты знаешь, что с такими, как ты, делает народ грязи? Они живьем снимут с тебя шкуру и кинут ее у входа в свое жилище. А тебя засунут в бочку с солью; и каждая рана будет жечь яростью тысячи пчелиных укусов! Из хищников мы станем добычей!
