− Да-а, за такое раньше мочеными в соли плетьми пороли. Хорошее было времечко, − причмокнул губами Ойла. – Может, вернуть его?
Вчетвером старшие смотрели на меня с какой-то затаенной мстительностью. Постойте-ка! Да, возможно, я доставил некоторые хлопоты. Повел себя грубо и крайне неуважительно по отношению к Симеону. Возможно, даже где-то перегнул палку. Но это же не повод, чтобы возвращаться к телесным наказаниям!
***
Обратная дорога давалась с трудом. В редкие моменты передышки Ойла доставал свежесозданный марргаст и пристально его разглядывал в свете костра. Он делал это аккуратно, тщательно оберегая кожу от контакта с проклятым камнем. Но его одержимость меня беспокоила.
А ведь в ту поры мы и не подозревали, как быстро и болезненно Истина расколет наши ряды. Хотя могли бы догадаться.
С приближением к южной части Арасанского княжества снега становилось все меньше, пока он не исчез совсем. Хотя пройдет пара месяцев, и здесь с неба начнут сыпаться осколки холода. Природа накинет на себя пелену покоя, чтобы переродиться заново.
Близость столицы нервировала меня, хоть я старался не показать виду. Товарищи списывали мою нервозность на страх перед наказанием. Но это было не так. Я предпочел бы стоять на коленях неделями, не есть и не пить, лишь бы не возвращаться обратно в Фензино.
Место, собравшее в себе все самое дурное и страшное, место потерь, лишившее меня лучшего друга и веры…
Конечно, там не будет ловушек – в этом я уверен. Кому-то вроде Нигола не стоит никакого труда убить или похитить нужного человека. Его слуга, трехрогий, легко справиться с подобной целью. Нет, здесь нечто иное…
Раз я жив, значит, лжепророку (или уже настоящему?) это на руку. Нигол хочет открыть мне глаза. И я должен увидеть его послание прежде, чем братья запрут меня в четырех стенах на долгие годы. Надо улизнуть, воспользовавшись любым удобным случаем.
Опять.
Хотя нам не привыкать, правда, Селио?
Последняя ночевка все решила. До проклятой деревни было всего два дня пути. А Зга весьма проворная кобыла, она сможет пройти через буераки и срежет путь по реке. Я дождался своей очереди дежурить, отсчитал час, тихо встал с разложенного плаща и начал собираться. Очень надеюсь, что дальняя дорога утомила смагов настолько, что они утратили бдительность. Не хочу участвовать в очередном спектакле одного актера.
− Куда спешишь?
Мысленно я очень громко чертыхнулся. Естественно это был он – Ойла полусидел напротив, держа наготове нож. У него, как для смага, была слишком сильная тяга к настоящему оружию. Я бы даже сказал − нездоровая.
− Хочу пойти облегчиться, а что? − скривился я, понимая, что такой ложью даже ребенка не обманешь. Старик глядел единственным глазом почти с сочувствием, как на последнего земного дурака.
− И как ты только деревенских облапошивал? Совсем врать не умеешь.
Я молча встал, закидывая на плечо мешок с остатками провизии. Плевать. Пусть будит всех. Моя Зга гораздо выносливее и быстрее их скакунов, давно сбивших копыта. Успею оторваться от погони.
Но он не двигался.
Я медленно отошел к месту, где паслись лошади. Чернушка, дремавшая под березой, вздрогнула и приоткрыла мягкие веки, когда на нее закинули седло. Тише-тише, не пугайся. Прости, красавица, но у нас есть дела.
− Ты можешь уйти, твое право. Но от этой напасти никому не сбежать, только ноги зря сотрешь, − Старый ворон вновь улегся на спину, пододвигая ступни к слабо-тлеющему костру.
− Я не сбегаю. Мне надо вернуться туда, откуда все началось.
− Это девчонка, она предупредила тебя.
− У меня… это долго объяснять. Просто поверь, наставник, я должен быть там. Если выживу и вернусь, расскажу все, что мне стало известно.
− Только трусы и глупцы верят обещаниям тьмы.
Он впервые показался мне каким-то истощенным и ветхим. Словно марргаст неподъемным грузом лег на сутулые плечи, вдавливая смага в промерзлую землю.
− Нельзя быть и тем и другим одновременно, – Я усмехнулся, зная, что его это тоже повеселит.
− И что прикажешь сказать остальным, если не вернешься?
Хороший вопрос. Хоть и не совсем ко времени.
− Передайте: я пытался. Правда.
Закинув ногу в стремя, вскочил на водяную кобылу-полукровку. Зга коротко взбрыкнула, недовольная тем, что ее разбудили и куда-то тащат, но все же позволила себя подстегнуть. Не верилось, что Ойла меня отпускал. Старик всегда казался мне наиболее упертым из наставников.
***
Деревянная табличка, прибитая к сосне, гласила следующее:
«Сие есть обитель скверны. Указом Третьей Епископархии оно должно быть предано забвению. Не приближайтесь, не говорите о нем, не верьте слухам»
Витые буквы, любовно выведенные на ее поверхности, выглядели настоящим кощунством, насмешкой над трагедией. Здесь побывали жрецы Един-бога. И, похоже, не придумали ничего лучше, чем наложить вето на посещение Фензино. Неужели, Борислав это одобрил?
Первым желанием было содрать табличку ко всем чертям, но я не хотел тратить силы понапрасну. Опасно представать пред врагом уставшим. Хотя куда уж больше, чем сейчас? Даже Чернушка запыхалась, хотя нежить была куда выносливее обычного зверья.
Второй раз я ступал по знакомой тропе. Теперь уже не в горячечном бреду, но в состоянии близком к этому. Под кожей словно сновала колония муравьев. Руки вспотели. Я крепко держал Згу за перламутровый щуп, не давая ей расслабиться; ведь если что-то пойдет не так, она должна быть наготове. У нас нет второй попытки.
И вот, я вернулся.
В деревушке под Солнечной долиной, как и прежде, не звучало пенье птиц. Фензино навеки погрузилось в гробовое молчание. Все заросло сорной травой и мхом. Дома, частично пожженные от заразы и мух, слетавшихся на место бойни, выглядели неупокоенными духами. Их истязали, их опорочили, осквернили, но так и не позволили уйти в небытие.
Приглядевшись, я заметил, что на каждой двери красовался белоснежный листок, прибитый гвоздем. Чернила на них выгорели, но все еще можно было понять, что там изображено.
Везде одно и то же. Несколько слов на незнакомом языке − и знак. Семипалая рука, опущенная пальцами вниз. Недобрый, угрожающий жест.
− Выглядит так, словно они пытались запечатать зло, − произнес я вслух. Зге почему-то не понравился тембр моего голоса. Она силой попыталась оттащить меня подальше от места, пахнущего опасностью. Я позволил увести себя к площади.
Именно здесь Селио напугал крестьян. Как же они раскричались, спутав его с обычным волком, до икоты напугали бедолагу!
