— Подходящий у тебя вид, чтобы отдохнуть денек на берегу моря.
Она проигнорировала его сарказм и ровным голосом спросила:
— Мой ключ еще у тебя? — и с облегчением вздохнула, когда он
безропотно протянул его.
Элизабет захлопнула за собой дверь и села на переднее
сиденье «мерседеса».
Они успели отъехать, когда она вспомнила, что забыла надеть
часы, но возвращаться было поздно.
Движение на улицах оказалось интенсивным, и они выехали из
Лондона позже, чем предполагали.
Легко положив на руль красивые руки, Куинн молча вел машину.
Элизабет было неловко ощущать рядом с собой его мускулистое бедро, и она не
отрываясь смотрела в окошко. За окном мелькал серый, однообразный пейзаж.
— Завораживающий вид, — ехидно заметил Куинн.
Она приподняла подбородок.
— Я люблю Эссекс.
— Только не говори, что тебе нравилось жить в Солтмарше в
одном доме с восемнадцатилетним парнишкой и стариком в инвалидном кресле.
Она скрипнула зубами, но промолчала.
Куинн искоса взглянул на нее и сменил тактику:
— Ты помогала Генри копаться в истории рода, так что, надо
думать, немало знаешь об этом острове?
— Мне известно, — она старалась говорить спокойно, — что,
хотя не сохранилось никаких сведений о строительных работах на острове,
сторона, обращенная к морю, столетиями укреплялась насыпями и была частично
облицована камнем с целью защиты от приливов.
— А сам дом?
— Солтмарш-хаус был построен во времена Тюдоров на
рукотворном острове и использовался в качестве маяка.
— Так вот откуда башня. В детстве этот дом всегда напоминал
мне кособокий замок.
— Это и было что-то вроде замка. Во всяком случае, сооружение
стало оборонительным: на стороне, обращенной к морю, стояли пушки, а
появлявшиеся во время отлива опасные зыбучие пески помогали предотвратить
нападение с суши.
— Тебе, наверно, было интересно заниматься этим
исследованием, — заметил Куинн и, не меняя тона, спросил: — Как тебе удалось
устроиться секретарем к отцу?
— То есть не было ли интриги с моей стороны?
— А она была?
— Нет. Я вообще не слыхала о Генри Дервилле, он сам со мной
связался.
— Ни с того ни с сего? — Да.
Куинн с недоверием взглянул на нее.
— Я тогда только что бросила колледж и искала работу, и тут
Питер Керрадайн, мой преподаватель истории в Пентридже, связался со мной.
Оказалось, что он со школьных лет дружил с твоим отцом...
— Дальше.
— Когда после первого удара Генри оказался полуприкованным к
инвалидному креслу и решил исследовать и увековечить историю своего рода, ему
понадобился помощник. Он обратился к старому другу, и Питер Керрадайн назвал
меня.
Во взгляде Куинна все еще сквозило недоверие, и Элизабет
яростно произнесла:
— Проверь, если хочешь.
— Так и сделаю, — усмехнулся он. — А как вышло, что
студентка-историк превратилась в секретаря?
Подавив раздражение, она бесстрастно ответила:
— Меня предупреждали, что в избранной мной области проблемы
с трудоустройством, поэтому, чтоб подстраховаться, я записалась на курсы
машинописи и стенографии.
— По-моему, ты прибегла к более эффективным способам.
— Не понимаю, о чем ты, — натянуто ответила она.
— Все ты понимаешь.
Она вздохнула и снова отвернулась к окну. Какой смысл
доказывать свою невиновность? Он уверен, что она с самого начала умышленно
ставила ловушки его отцу, и, похоже, убедить его в обратном было невозможно.
Пейзаж за окном изменился. Холмы уступили место низине,
усыпанной фермами, а ближе к побережью начались солончаки.
Неожиданно Куинн затормозил.
— Уже поздно, может, остановимся на ланч?
Она подняла глаза. Они стояли на одной из окраинных улочек
Солтмарша, ведущей к берегу.
Машина стояла рядом с «Корабликом» — черно-белой небольшой
гостиницей с выступающими полубалками, эркерами и висячей вывеской, на которой
красовался плывущий на всех парусах клипер.
Элизабет остолбенела, сердце заколотилось, к горлу
подступила тошнота.
— Разве у нас есть время на еду?
— Где-то надо поесть. — Куинн смотрел на нее с невинным
видом. — Помнится, ты говорила, тебе здесь нравится.
Значит, остановка у «Кораблика» не случайна. Элизабет
охватила дрожь.
— Не забыла же ты, как мы останавливались здесь? — спросил
Куинн, вглядываясь ей в лицо.
Нет, не забыла. Однажды вечером они возвращались из Лондона
и прозевали отлив. Пришлось заночевать в гостинице.
Куинн тогда спокойно заказал один номер на двоих, и она,
неопытная, влюбленная по уши девчонка, не стала возражать.
Элизабет молчала, сцепив руки.
— Помнишь кровать с балдахином и ходики, гремевшие всю
ночь?..
— Нет, ничего не помню, — процедила она сквозь зубы.
— Даже потолка в спальне, расписанного русалками? — лукаво
спросил он, глядя, как жаркий румянец заливает ей щеки.
Наконец он вышел из машины и подошел с другой стороны, чтобы
помочь ей.
— Есть еще один повод, чтобы остановиться здесь, —
проговорил он, ведя ее под руку к воротам, — у них установлено табло с
указанием приливов и отливов. Я смогу узнать, когда отлив.
— А если мы его уже пропустили? — произнесла она и тут же
пожалела, что не откусила себе язык.
Он пожал плечами.
— Значит, заночуем здесь и отправимся завтра.
В панике она было начала:
— Нет, мне нельзя оставаться на ночь. Ричард...
— ...в Амстердаме, — ловко вставил Куинн, — и ничего не
узнает.
— Он часто звонит мне во время своих разъездов.
— А ты сидишь дома и ждешь?
— Да.
Куинн что-то неразборчиво пробормотал себе под нос, но она
заметила, что губы у него угрожающе сжались, и нашла извращенное удовольствие в
том, что ей удалось рассердить его.
Комната отдыха с низкими, почерневшими потолочными балками и
косым настилом пола не изменилась. Огонь весело полыхал в широком камине, в
воздухе пахло яблоневыми дровами.
Кроме котенка мармеладного цвета, уставившегося на пламя и
моргавшего сонными глазенками, не было никого.
Куинн усадил Элизабет за стол, повесил куртку на спинку
стула и подошел к табло.
