Куинн.
Нахлынули воспоминания минувшей ночи, и у Элизабет
перехватило дыхание. Куинн положил ее на кровать и горячо и жадно излил на нее
страсть. Оба горели. И так почти до утра.
Перед рассветом он поцелуем разбудил ее и снова любил, уже
не торопясь, упиваясь каждой минутой, даря ей острое наслаждение, еще ни разу
не испытанное ею в жизни.
Воспоминание вызвало дрожь.
— Замерзла?
Элизабет открыла глаза.
Куинн лежал, опираясь на локоть и вглядываясь в ее раскрасневшееся
от сна лицо, в разметавшиеся по белой подушке черные волосы.
— Замерзла? — Он легко чмокнул ее в щеку.
— Нет, — едва слышно прошептала она.
В тусклом свете темнели его слегка взъерошенные волосы и
щетина на подбородке, горели блестящие зеленые глаза.
Она не думала, что когда-нибудь снова увидит его таким, и у
нее вновь перехватило дыхание.
Он улыбнулся, тепло и нежно.
— Хорошо провела свою брачную ночь? — И, глядя, как она
густо краснеет, спросил: — Ты понимаешь, что, если не считать ту ночь в «Кораблике»,
мы с тобой впервые просыпаемся в одной постели? — Его рука, сильная и нежная,
потянулась, чтобы накрыть и ласково потрепать грудь Элизабет. — Я мечтал об
этом с тех пор, как ты сбежала. — Он с внезапной горечью воскликнул: —
Бессмысленно пропавшие годы! Как много мы могли бы пережить, если бы ты меня не
бросила!
Она отстранила его руку и села. Лучезарное счастье исчезло,
утекло, как вода в сливное отверстие.
А что мне оставалось, когда я узнала, что ты на мне женился,
только чтобы уберечь своего отца?
Он осторожно привстал.
— Ты так и не сказала мне, как ты узнала?
— Неважно.
— Для меня — важно. Я думал, не причастен ли к этому отец.
Но если правда то, что ты мне говорила...
— Это правда, и Генри тут ни при чем.
— Но как?
Она сглотнула.
— Не вижу смысла снова возвращаться к этому. Важно не то,
как я узнала, а то, что это действительно так.
— Только отчасти. Были и другие соображения.
— Догадываюсь. — Теперь и в ее голосе зазвенела горечь. —
Вопреки собственной воле, вопреки всему ты испытывал ко мне желание.
— Это было не просто желание, меня от тебя лихорадило. До
сих пор лихорадит. Я думал, это пройдет, когда ты сбежала, но быстро понял, что
все как раз наоборот — стало еще хуже. Я понял, что не избавлюсь от этой
лихорадки, пока ты не станешь моей женой на деле, а не на бумаге.
— Так вот то незаконченное дело, о котором ты говорил... —
Она усмехнулась. — Ну что ж, теперь, когда все закончено...
— Я не уверен...
Элизабет не дала ему договорить:
— Я хочу быть свободной.
— Боюсь, что аннулировать брак теперь уже не удастся. — В
голосе Куинна звучало плохо скрытое удовлетворение.
— Тогда развод.
— Надеешься все-таки выйти замуж за Бомонта? — Куинн
напрягся, голос стал холодным, как зимнее море.
— Нет.
Он почти неуловимо расслабился.
— И когда же ты передумала? До или после?
Элизабет покраснела.
— Какая разница?
— Очень большая.
— Ну хорошо, это было до. — И добавила с горькой иронией: —
Наверное, если бы я хотела выйти за него замуж, то не совершила бы дважды одну
и ту же ошибку.
— Ты все еще считаешь это ошибкой?
— А чем еще я могу это считать? Зачем ты снова появился в
моей жизни? Я могла быть счастлива с Ричардом.
Куинн казался искренне удивленным.
— Да? И что же такого он мог дать тебе, чего не смог бы дать
я?
— То есть не считая любви?
— Любовь так много для тебя значит?
— Да! — Она вскинула голову.
Куинн поджал губы.
— Подумаешь. Говорить все умеют...
Она не обратила внимания на насмешку:
— Я верю в его искренность. И что еще важнее, с ним я бы
сохранила достоинство... Вообще странно, что ты еще не потерял ко мне интереса,
я ведь такая плохая... За пять лет ты, надо думать, нашел не одну более
достойную кандидатуру.
— Увы, ни одна не подошла.
— То есть ты хочешь сказать, что все это время жил монахом?
— презрительно усмехнулась она.
Он не поддался на ее тон и ровно ответил:
— Нет, не хочу. Я только пытаюсь донести до твоего сознания
тот факт, что никакая другая женщина меня не заинтересовала. Иногда я находил
партнершу, но никогда — возлюбленную.
Она ему поверила и, глубоко презирая себя за это, испытала
чувство облегчения и радость.
Он, однако, тут же это заметил.
— Ты, кажется, довольна.
— Вот еще! — Элизабет сразу заняла оборону. — Мне абсолютно
безразлично, сколько у тебя было любовниц.
Он легко щелкнул ее по носу:
— Гляди — вырастет.
— Я... я не понимаю...
— Врать не надо. Ничего тебе не безразлично.
Она прикусила губу и отвернулась.
Куинн задумчиво разглядывал чистый овал прелестного лица,
изящный изгиб щеки, брови вразлет.
— Сомневаюсь, что ты когда-нибудь меня любила, но вчера
ночью я убедился в одном: у тебя в крови тот же жар и пять лет его не погасили.
— Он взял Элизабет за подбородок и повернул ее голову к себе. — А раз так,
предлагаю оставаться вместе до тех пор, пока этот жар не остынет и мы оба не
освободимся от него. Тогда ты получишь развод в ту же минуту.
Она чуть не задохнулась от этих слов, от боли, пронзившей
грудь. Элизабет дернула головой и хрипло выкрикнула:
— Я не останусь с тобой, даже чтобы спасти жизнь.
Он посмотрел на нее с изумлением.
— Я думал, после вчерашней ночи... — медленно начал он.
— Вчерашняя ночь была непростительной ошибкой. Такое больше
не повторится.
— Но это было, и это много о чем говорит.
— Единственное, о чем это говорит, так это о том, что я
самая большая дура на свете. — Он попытался что-то сказать, но она не дала: —
Было безумием переспать с мужчиной, который считает тебя продажной сукой, а то
и воровкой.
Элизабет откинула покрывало и хотела встать, но Куинн
схватил ее за руку:
— Ты куда?
