Увидев, что он не собирается заходить, Элизабет спросила:
— Может, сперва перекусишь? Ты ведь не обедал.
Он покачал головой:
— Я лучше поеду.
— Когда вернешься? Я приготовлю ужин.
— Трудно сказать. Не утруждай себя готовкой.
— Мне не трудно, — тут же ответила она.
Он снова покачал головой:
— Перехвачу что-нибудь по дороге. Если будет поздно,
переночую в отеле, чтобы не беспокоить тебя.
— В чем дело, Куинн? — Она вдруг чего-то испугалась.
— А как по-твоему? — язвительно спросил он. Она пожала
плечами.
Он что, все еще думает, что она сбежит? Во всяком случае, он
только и делает, что дает ей такую возможность.
Она протянула ключ:
— Если задержишься, откроешь сам, так что меня не
побеспокоишь. Хотя я хочу дождаться тебя.
Куинн с кривой усмешкой сунул ключ в карман и повернулся к
машине.
— Ты ничего не забыл?
Он оглянулся и вопросительно взглянул на нее.
Элизабет выпятила губки и приподняла лицо для поцелуя. Еле
сдерживая улыбку, он чмокнул ее.
Она смотрела, как он разворачивается, и, когда машина снова
проехала мимо, послала воздушный поцелуй. Куинн иронически отдал честь.
Элизабет вошла в дом и закрыла за собой дверь. Она решила
быть рядом с ним, но до истинного мира между ними еще далеко. Она понятия не
имеет, что у него на уме, а он нисколько не доверяет ей.
Решив занять себя до ужина, она принялась за уборку, и к
половине восьмого в доме был порядок, стол накрыт, его украшали салфетки и
золоченые свечи, в холодильнике охлаждалось белое вино, готовая закуска ждала
на кухне, курица с овощами подходила в духовке.
Элизабет приняла душ, покропила себя любимыми духами и до
шелковистого блеска расчесала волосы.
Надев платье из красного атласа, которое ей подарила на
Рождество миссис Хендерсон, она приглушила свет и села ждать у камина.
В половине девятого она выключила духовку — неизвестно,
когда Куинн вернется. Может, не вернется вовсе. Он сказал, дела... Какие это
дела заставляют его ночевать где-то?
Ужинать одной было немыслимо, и она уже собралась
приготовить себе сэндвич, когда за окном раздался шум подъехавшей машины и
хлопнула дверца.
Элизабет затаила дыхание. В замке повернулся ключ, и вошел
Куинн с букетом тепличных роз.
Она бросилась ему навстречу, подняла лицо, и он поцеловал
ее. Тогда она обвила руками его шею и вернула поцелуй, соблазнительно выпятив
губы. Куинн выронил свою ношу и почти со стоном обхватил ее.
— Ах ты, ведьма! — Он гладил прикрытые атласом изгибы ее
тела, голос у него дрожал от страсти и смеха.
— Надеюсь, ты не ел? — Она старалась не забывать о насущном.
— Ужин готов.
Скользнув губами вдоль ее шеи и остановившись на шелковистой
коже плеча, он пробормотал:
— Кто-то еще хочет есть?
— Я, — уверенно ответила она. — Я очень старалась
приготовить вкусно.
Куинн нехотя опустил руки, отдал Элизабет цветы и взялся за
свой кейс.
— Дай мне несколько минут, я только приму душ и переоденусь.
Он довольно скоро вернулся, чисто выбритый, с влажными после
душа волосами, в шелковой рубашке с расстегнутым воротом и спортивных брюках.
Иронически оглядел свечи, композицию из красных роз и фужеры.
— Ну просто медовый месяц.
Элизабет поставила на стол закуску из копченой лососины с
вареными раками, а Куинн открыл шабли и разлил.
Подняв бокал, она сказала:
— Пьем за нас.
Огонь свечей дрогнул у него в глазах, смотревших на нее
поверх бокала.
— За нас, — повторил он, но лицо его осталось непроницаемым.
Элизабет почувствовала тревогу — за несколько минут его
отсутствия близость исчезла и вновь вернулась скованность. Элизабет изо всех
сил старалась придумать интересную тему для беседы, но в голове было пусто.
Наконец, твердо решив прервать молчание, она заметила:
— После восьми я стала думать, где ты запропастился.
— Я же предупредил, что могу задержаться, — ровно ответил
он.
— Ты предупредил, что вообще можешь не появиться, — не
сдержав раздражения, упрекнула она. — Правда, я так и не поняла, что за дела
такие в наш... — Она запнулась.
— В наш медовый месяц? — с иронией закончил он.
Она порозовела.
— Ты первый заговорил об этом.
— Это было до того, как ты снова сбежала.
Он до сих пор обижается.
— Но теперь я здесь, и тебе нелегко будет от меня
избавиться, — твердо сказала Элизабет.
— Ты выражаешься совсем как настоящая жена. Вспыхнув, она
огрызнулась:
— Я и есть жена.
— Пусть даже временная?
— Ты сам предложил оставаться вместе, пока жар не утихнет.
— А ты предпочла бы пожизненные узы? Что-то не верится.
Элизабет закусила губу, на глаза навернулись слезы.
— Мне бы не хотелось ссориться, — хрипло проговорила она.
На его лице появилось виноватое выражение.
— Прости. Ты так старалась превратить этот вечер в праздник,
а я обращаюсь с тобой как последняя свинья. — Потянувшись через стол, он взял
ее за руку и поцеловал в ладонь. — Простила?
Стараясь не моргать, она выдавила из себя дрожащую улыбку.
— Мне нечего прощать.
— Как ты великодушна. Боюсь, ты станешь менее милосердной,
если я расскажу тебе, куда ездил.
— И куда же? — с любопытством спросила она.
Он снова налил вина.
— В твой бывший колледж, повидаться с Питером Керрадайном.
— Это твое право. Надеюсь, ты его застал?
— Да. Он теперь возглавляет историческое отделение. Я
спросил его, помнит ли он, что его бывшая студентка поступила на работу к отцу.
Он сказал: «Да, Джо Меррилл. Отлично помню». Только ваши рассказы не совсем
совпадают.
— Но они должны совпасть! — вскрикнула она. — Этого не может
быть.
— Может. Генри действительно обращался к нему, когда искал секретаря-историка,
но Керрадайн не называл ему твоего имени.
У Элизабет побелели губы.
— Но он мне сам так говорил.
— Да, говорил. Но на деле было несколько иначе.
