— Одна я или нет. А ты? Чего не любишь ты?
— У меня есть другое предложение.
— А именно?
— Показать?
— Ну давай. — Она слегка покраснела. — Если у нас есть еще
время...
Он на минуту задумался.
— Вообще-то я не люблю делать это наспех, но с твоей
помощью...
Потом они вместе долго стояли под душем. Потом одевались.
Расчесав волосы и уложив их в привычный пучок, она повесила
на шею серебряный медальон, подарок Генри. Куинн холодно следил за ней. Все еще
ревнует. Вздохнув, она пошла готовить яичницу и кофе.
Они сидели за столом и завтракали. Она наблюдала, как он
мажет маслом ломтик тоста, и с грустью думала, что даже теперь, когда они
вместе, еще живы сомнения и недоверие и нет той близости, о которой она
мечтала...
Поймав ее взгляд, Куинн спросил:
— Опять жалеешь о чем-то?
— Нет. — Он не поверил, и она твердо добавила: — По крайней
мере это не то, что ты имел в виду.
— А что?
— Я думала о том, что мы могли бы иметь, если... если бы все
было иначе.
— Ты хочешь сказать, если бы ты собралась наконец с духом и
рассказала мне правду о серьгах?
— Я сказала правду, ты в нее не поверил.
— Поверю, как только ее услышу.
Она кусала губу, пока не почувствовала вкус крови. Похоже,
ей не переубедить его.
— Я предпочла бы больше не касаться этой темы.
— Почему, если ты действительно чистый ангел?
— Какой смысл? Ты все равно не веришь...
— Но если ты не получила их от Генри, почему тебе так не
хочется рассказать мне, откуда они у тебя?
Она вскочила на ноги.
— А почему я должна рассказывать тебе это? Я хочу, чтобы ты
мне верил.
— Если б я только мог...
Гремя вилками и ножами, Элизабет собрала часть посуды и
отправилась на кухню.
Забрав остальное, он пошел за ней.
Швырнув посуду в раковину, она пустила горячую воду,
добавила пены и взялась за мытье.
Вместо того чтоб уйти, он взял полотенце и начал тщательно
вытирать тарелки.
— Совершенно непонятно, — снова не выдержала она, — почему
ты так уверен, что эти серьги от Генри.
— У меня есть веская причина.
— Так назови ее.
Он покачал головой.
— Сперва хочу услышать твою версию.
У нее на лице появилось упрямое выражение, и он резко
проговорил:
— Пора кончать игры, Джо. Я хочу знать, как они к тебе
попали. Сейчас же.
Она долго молчала, механически вытаскивая из мойки вымытую
посуду. И наконец сдалась:
— Хорошо, я тебе скажу. Моя настоящая мать оставила их
мне...
— Твоя настоящая мать?
— Это долго рассказывать.
— Нам некуда торопиться.
Она вытерла руки, вернулась в гостиную и села на банкетку.
Куинн, привалившись плечом к камину, ждал.
Она собралась с мыслями и начала:
— Я не знала, что меня удочерили, пока мои родители, или те
люди, которых я считала родителями, не погибли. Тогда я узнала, что моя
настоящая мать умерла от какой-то инфекции, когда мне было всего несколько
дней. Меня удочерила тетя, ее старшая сестра.
— А куда делся твой настоящий отец?
— Понятия не имею. Я поняла, что мать была не замужем, а
когда она умерла, никто не заявил о себе. Когда она заболела, тетя с дядей
согласились заботиться обо мне, если с ней что-нибудь случится.
— Ну а серьги?
— Она оставила их с условием, что я получу их в подарок на
свой двадцать первый день рождения, вместе с письмом, в котором она писала, что
это самое ценное, что у нее есть...
— Ты говорила, что у тебя их не было, когда я впервые с
тобой познакомился, — резко возразил Куинн.
— Их и не было. Я даже не знала тогда об их существовании.
— Продолжай, — приказал он.
— Они были на хранении у адвокатов моей тети, а когда те
попытались связаться со мной, тетя с дядей уже умерли и на квартире никого не
оказалось. А потом... Уже после того, как я ушла от тебя... Я искала объявления
о работе и обратила внимание на одно. Оно звучало примерно так: «Если мисс
Джозиан Элизабет Меррилл свяжется с адвокатской конторой «Фиркин и Джонс», она
сможет узнать нечто, представляющее для нее интерес». Вначале я боялась
откликнуться... — Куинн сжал губы, и она поспешно добавила: — Незадолго до
этого я улизнула от твоего детектива и боялась попасть в ловушку. Но как раз
тогда мне безумно не хватало денег, и я решила рискнуть...
— И была разочарована.
Она покачала головой:
— Нет, нисколько.
— Но серьги наверняка очень дорогие, — резко заметил он. —
Если ты была в таком отчаянном положении, почему не продала их?
— Как я могла продать подарок матери? — Она холодно
взглянула на него.
— Несмотря на то, что ты ее вообще не знала?
— Может быть, как раз поэтому.
Это было нечто осязаемое, пришедшее из прошлого, бесценный
дар, который надо было беречь и любить. Когда она прочла письмо, ей стало
грустно, но каким-то непонятным образом она ощутила близость той незнакомой
женщины, которая родила ее.
— Тетя и дядя вроде собирались сказать мне, что я их приемная
дочь, когда мне исполнится двадцать один год, но судьба вмешалась, и я узнала
об этом из хранившихся у них документов. Меня это, конечно, огорчило. Не у кого
больше было спросить, какой была моя настоящая мать, как она выглядела, похожа
ли я на нее хоть немного... — Элизабет вздохнула. — Но было уже поздно.
Осталось только короткое, дрожащим почерком написанное письмо и эти серьги.
Куинн настороженно смотрел на нее.
— Это и есть твоя версия? Ты не хочешь изменить ее?
— Что мне менять? — сердито спросила она. — Это правда... Ты
же не станешь подозревать, что я все это сочинила? Была бы я такой способной,
писала бы романы!
— А это не роман?
Элизабет чувствовала, как ее вновь охватывает отчаяние.
— Можешь проверить у адвокатов. — Она вздернула подбородок.
— Если их контора еще существует.
— Не знаю, — неуверенно проговорила она. — Помню маленькую
конторку в каком-то закоулке. И с тех пор прошло почти пять лет.
— И где была эта контора?
