— Идеальный гарнитур. Я только раз видел эту брошь, но не
мог ошибиться.
— Так ты из-за этого обвинял меня в краже...
— Я не знал, что подумать. А потом, когда адвокат подтвердил
твой рассказ... — Он потер рукой глаза и резко спросил: — Ты поняла, что это
значит?
Элизабет ничего не могла понять и только качала головой.
— Помнишь, я тебе рассказывал о своем детстве? О девушке по
имени Бет, которая поселилась у нас? — Он помолчал, как будто искал слова. — Ты
была права, Генри не вел дневника в обычном смысле слова. Но недавно я сделал
открытие: еще с молодых лет он исписал уйму тетрадей, в которых ежедневно
отмечал все, что для него имело значение. В одной такой тетради я прочел, что
имя Бет полностью звучит как Элизабет Смит. Генри говорил о ней как о
величайшей любви в своей жизни. Он хотел, чтоб она вышла за него замуж, но она
отказалась. Когда он узнал, что у нее будет ребенок, он умолял ее переменить
решение. Может быть, он слишком давил на нее, но однажды, когда он поехал в
Лондон, она поцеловала меня на прощанье и ушла. В записке написала, что любила
Генри, но хочет свободы и не вынесет брачных уз... Он долго искал ее, а когда
это не удалось, мучил себя мыслями, что она могла сделать аборт... Похоже, она
его не сделала... По крайней мере даты сходятся...
Элизабет вдруг начала понимать. Она в ужасе уставилась на
Куинна. Он добавил:
— Весьма вероятно, что ты — дочь Генри.
— Н-но этого не может быть, — заикаясь, пробормотала она. —
В таком случае я...
Лицо у него стало серым.
— Моя сестра по отцу.
У нее потемнело в глазах, она чуть не упала...
— Нет! Не верю!
Куинн взглянул на нее:
— Генри явно считал тебя своей дочерью. Этим многое
объясняется: его привязанность к тебе, и то, что он оставил тебе половину
наследства, и почему так расстроился, когда ты исчезла, и так разозлился на нас
с Пери...
Она в волнении перебила его:
— А почему тогда он ничего не сказал, когда узнал, что мы
женимся? Ведь я говорила ему. Почему он позволил нам сыграть свадьбу? Почему
так радовался? А ведь он был рад, я готова поклясться жизнью.
Куинн поднял голову, в глазах блеснула надежда.
— Давай поищем в тетрадях, вдруг найдется какое-нибудь
объяснение, — предложил он, длинными шагами подошел к столу, отпер нижний ящик
и стал вытаскивать из него тетради. — Слава богу, тут все датировано и лежит по
порядку, так что быстро найдем.
Говоря, он уже просматривал тетради, некоторые откладывал,
другие отбрасывал. Наконец подошел к камину и дал Элизабет толстую тетрадь на
пружине, в синей обложке.
— Это одна из ранних, в ней он пишет о Бет. Может, тебе будет
интересно. Остальные датированы примерно шестью годами ранее.
Она взяла тетрадь и принялась за чтение, а он стал листать
остальные.
Куинн первым поднял голову и заговорил:
— Ну вот, здесь. Но непонятно... Он женился еще раз, но не
терял надежды разыскать Бет с ребенком. Правда, данных не хватало. Она никогда
не говорила о своих родных, а Смит — очень распространенная фамилия. Ты уже
успела вырасти, когда его детективы ухватились наконец за ниточку и стали
распутывать клубок. К тому времени, когда ты бросила колледж, Генри был почти
уверен, что разыскал свою дочь. Вот почему он попросил Питера Керрадайна
предложить тебе место секретаря у него. Он хотел удостовериться. Он спрашивал
тебя о твоих родителях?
— Да.
— Ну, ясно. Раз ты считала своих тетю и дядю родителями,
твои ответы ничего не дали. Он решил сам с ними встретиться и выложить все. Они
признались, что удочерили тебя, сказали, кто твоя мать, но просили ничего не
говорить тебе, поскольку хотели рассказать все сами, когда тебе исполнится
двадцать один год. Их гибель все перепутала. Генри решил подождать, пока ты
оправишься от удара, но тут в ваших краях появился я, и события начали
развиваться с головокружительной быстротой. Вот тут и начинается загадка. Генри
пишет, дословно: «Джо обладает прелестным характером, такой дочерью мог бы
гордиться любой мужчина. Она очень похожа на Бет и такая же лучистая. Куинн не
отводит от нее глаз, и с самого начала стало ясно, что они влюблены. Когда Джо
сказала мне, что они собираются пожениться, я был в восторге».
Куинн развел руками.
— Так что за игры он вел? Почему не препятствовал нашему
браку?
Элизабет вздохнула и показала на тетрадь, которую читала:
— Вот тебе еще одна загадка. Читаю с начала этой страницы.
Послушай: «Бет взяла серьги, которые я подарил ей, но то ли умышленно, то ли
случайно оставила брошь... Может, это знак, что она одумается и вернется ко
мне? В любом случае сделаю все возможное, чтобы разыскать ее. Не дай бог, чтобы
она уничтожила нашего ребенка. Я так хотел, чтобы у меня был свой ребенок».
Элизабет подняла широко раскрытые глаза.
— Но у него уже был ты...
Куинн, остолбенев на мгновение, вскочил на ноги, кинулся к
тетрадям и начал лихорадочно листать. Задержавшись на одной странице, он тихо
произнес:
— Вот, нашел. Моя мать познакомилась с Генри и вышла за него
замуж на пятом месяце беременности. Она и ее молодой любовник собирались
пожениться, но он погиб в автокатастрофе. Генри дал мне фамилию, но, слава
богу, я не его сын. — Куинн вернулся к камину и обессиленно опустился в кресло.
— Вот такая путаница. А ведь в основном виноват я. Если б я не был таким
дураком и не поверил россказням Пери... если б я не подозревал тебя и Генри...
— Если бы да кабы... — отозвалась Элизабет. — Если бы Генри
все сказал раньше. Если б мои приемные родители рассказали мне правду...
Куинн поднял мрачное лицо.
— Единственной, кто ни в чем не виноват, оказываешься ты. Ты
же и пострадала больше всех. Неудивительно, что ты возненавидела меня...
— Я никогда тебя не ненавидела.
— Ты дважды уходила от меня.
— Я же говорила, это не из ненависти.
— Ну и конечно, не из любви, — со злой усмешкой сказал он.
— А вот тут ты ошибся. — Ей вдруг стало ужасно важно убедить
его. — Может быть, я больше никогда не скажу тебе этого, но, верь или не верь,
я люблю тебя. Все время любила. Но безответная любовь способна обернуться
унижением и горечью... Поэтому было так тяжело оставаться с тобой.
Ровным, невыразительным голосом он спросил:
— А теперь ты собираешься остаться со мной?
— Ты говорил, что хочешь... хочешь, чтобы я осталась, пока жар
не утихнет.
— Я передумал. Я не хочу тебя на таких условиях.
— А на каких? — У нее похолодело в животе.
