Марья Алексевна перестала смеяться и стала серьёзной.
—Ты знаешь, в таком разрезе и правда стоит ехать. Сашке Шувалову, ежели что, скажешь, что за тебя его брат может поручиться. Он его наверняка пригласит, а ты его уболтаешь. Дави на то, что вернулся в Россию из-за границы, любишь Родину, готов служить.
Княгиня прищурилась.
—Он тех дворянчиков для чего хотел на деланных учить?
—Чтобы пушки делали.
—Вот! Это же его любимое детище, Костя. Он вроде даже сам пушку изобрёл. Осилишь пушкарное дело?
—Легко.
—На это и напирай. Обещай, ври с три короба, но пусть он тобой заинтересуется. Понял?
—Угу.
Мне не надо было врать — мои огнебои были лучше любых чужих поделок. Так что и с пушками я легко покажу высший класс.
На этом мы с Марьей Алексевной и порешили. Я отдал ей записки с просьбой присмотреть за делами. А вот моё завещание она взяла с неохотой.
—Молод ты ещё помирать,— заявила она, спрятав бумаги.— Сто лет обязан прожить, понял? Не для того Василий Фёдорович тебя наследником назначил, чтобы ты помер молодым.
Я был с ней полностью согласен и собирался приложить все усилия, чтобы вернуться домой.
* * *
До ночи я успел побеседовать с Лаврентием Палычем, а затем вызвал учениц. С ними мне было говорить легче всего — они не спорили, ловили каждое слово и обещали всё исполнить в точности.
—К утру я допишу ваш «самоучитель» — какие Знаки и Печати учить и в каком порядке. Положу его здесь, на столе, вместе с книгами по магии. Каждое упражнение разучивайте вместе, страхуйте друг друга. Не торопитесь и отрабатывайте символы, пока не выучите назубок.
—Сделаем, Константин Платонович.
Рыжая смотрела на меня грустными глазами, хмурилась, но держала себя в руках.
—Попробуйте вместе с Прохором собрать хоть одну лошадь. Да, я знаю, что вы такого не делали. Но вы видели, как работал я, записи есть. Получится — хорошо, не получится — не страшно. Если вдруг сумеете собрать что-то приличное, договоритесь с Бобровым, чтобы продал. Я ему отдельно напишу об этом.
—Константин Платонович, вы же вернётесь, правда?
Я улыбнулся как можно более уверенно.
—Конечно, сударыня. Вернусь, даже не сомневайтесь.
—Константин Платонович,— рыжая возмутилась,— вы обещали называть меня по имени, а не сударыней!
—Да, Александра, я помню. Просто хотел посмотреть, как вы сердитесь.
Она фыркнула. Таня грустно вздохнула и ничего не сказала.
—Константин Платонович, а бумаги?— дёрнулась рыжая.
—Какие бумаги?
—Дневники, что вы мне копировать поручили. Возьмёте их с собой? Или мне спрятать?
На пару секунд я задумался.
—Возьму, тащи сюда.
Александра рванула из кабинета, хлопнув дверью. Не успел я моргнуть, как рядом оказалась Таня. Орка прижалась ко мне и принялась целовать с яростью и нежностью. Губы, щёки, глаза, снова губы.
—Пожалуйста, Костя, только вернись!— шептала она.— Вернись, умоляю, без тебя ни минуточки жить не смогу!
Глава 13
—Дорога и слухи
Ночь пролетела быстро. Не отвлекаясь, я убористым почерком записывал упражнения для учениц. Возьмись я за такой «самоучитель» без спешки, работа растянулась бы на год, не меньше. Но когда времени в обрез и часы бесстрастно отстукивают минуты, начинаешь творить настоящее волшебство. Пожалуй, когда я вернусь, на основе этих записок можно сделать учебник деланной магии. Главное — вернуться, желательно целиком, а не по частям.
Таня тоже не спала. Она старалась меня не отвлекать, но каждый час приносила свежесваренный кофий. В глазах у орки стояла грусть, но я не давал себе раскисать и кидаться её утешать. «Самоучитель» для Тани важнее, чем час радости.
Уже с рассветом я перечитал получившийся текст и зажмурился от удовольствия. Хорошо и хорошо весьма. Ай да Костя, ай да Платонов сын! Аккуратно сложив листы в стопочку, придавил пресс-папье и пошёл в столовую. После такой работы и перед дальней дорогой надо было хорошо подкрепиться. Кто знает, когда в следующий раз получится вкусно поесть?
Настасья Филипповна только и ждала меня. Стоило появиться в столовой, как она махнула рукой и служанки стали выносить на стол блюда с разносолами. Судя по их количеству, завтракать я должен был минимум до обеда.
—Ешь, Костенька, ешь,— хлопотала ключница вокруг меня,— груздей вот возьми, для начала, сама солила по осени. Кулебяку попробуй, только из печи, в двенадцать слоёв, как Василий Фёдорович любил. Буженинку бери, колбаску кровяную, холодец вот с хреном. Головы щучьи с чесноком, заячьи почки попробуй, икорочку чёрную.
Мне показалось, что у Настасьи Филипповны есть тайный план — накормить меня так, чтобы я застрял в дверях и не мог никуда поехать.
—Доброе утро, Константин Платонович.
В столовую вошёл Оболенский, обозрел стол с едой и усмехнулся.
—Прошу, присаживайтесь,— я махнул рукой,— закусим перед дорогой.
Настасья Филипповна бросила неприязненный взгляд на офицера и поджала губы. Зря она так — надо и его закормить до невменяемости, тогда бы поездка точно не состоялась. Но вслух шутить я не стал: старая ключница искренне за меня переживала, а посланника Тайной канцелярии готова была придушить собственными руками.
От кофия я отказался — после бессонной ночи бодрость мне была ни к чему, лучше посплю в дороге.
—Александр Фёдорович,— я обратился к Оболенскому, напустив самый дружелюбный вид,— не возражаете, если я возьму с собой коня?
—З-зачем?— он удивлённо поднял взгляд от тарелки с кулебякой.— Я вас доставлю в карете, с удобствами.
—А обратно? Я бы не хотел возвращаться на перекладных.
—Не советую, Константин Платонович,— Оболенский неопределённо махнул ладонью.— Конюшня там… н-никуда негодная.
Пояснять, где именно «там», он не стал. Ладно, что-нибудь придумаю, не в первый раз выкручиваюсь.
Я положил салфетку на стол и поднялся. Оболенский дёрнулся, но я остановил его жестом.
—Не торопитесь, Александр Фёдорович. Я возьму вещи, спущусь, и поедем.
* * *
Багажа у меня набралось два саквояжа. Один собирали Настасья Филипповна с Таней, а другой — я сам. В первом были всякая одежда, бритва и прочее, а во втором исключительно магическое добро. Несколько хрустальных призм, завёрнутых в ветошь; пара книг по деланной магии, полезных, но которые не жалко бросить; всякая другая мелочёвка и, самое главное, копия дневника Бернулли. Его листы я специально зачаровал — скрыл истинный текст, а поверх скопировал ерунду из первого попавшегося романа.
