—Ты меня куда нёс?— бурчу, переминаясь с ноги на ногу. Чувствую себя полной дурой, которая навела панику на пустом месте.
—В кровать я тебя нёс.
Вспыхиваю помимо воли, а Демид замечает это и смеётся.
—А что ты думала? За постой платить надо. А ещё ужин…
—Ты идиот!— выкрикиваю громко и только то, что мы стоим на лестнице, не даёт навешать Лаврову тумаков. Вдруг свалимся и шеи сломаем? Этого ещё не хватало.
Но я всё-таки замахиваюсь, а Демид подаётся вперёд. Выталкивает на площадку, я едва не падаю назад спиной, но Лавров ловит меня, на мгновение прижимает к своей груди. Вспоминаю нашу первую встречу в столовой, и губы покалывает от ощущения поцелуя. Слишком яркого. Внезапного и выбивающего почву из-под ног.
Я не должна ничего этого чувствовать к Демиду. Время детской влюблённости должно было остаться позади. И оно осталось! Мы выросли и теперь все эмоции стали взрослее, и это меня… пугает. Очень!
Пусть бы я лучше всё ещё боялась его. Пусть бы ненавидела. Но не вот так вот — задыхаться и краснеть, когда он смотрит на меня.
—Ты тяжело дышишь,— замечает Демид, словно удивляется.— Что такое, Синеглазка? Волнуешься?
—С чего бы? Просто ты меня испугал. Я уснула?
—Ага, ещё как,— усмехается и, коснувшись моей щеки, убирает за ухо прядь волос.— Они всё так же не закручиваются? Или ты нашла способ делать кудри?
—Не нашла,— признаюсь.— Они всё такие же экстремально ровные.
Демид скользит взглядом по моему лицу, его пальцы прокладывают горячую дорожку по щеке, задевают мочку уха, а я отстраняюсь.
—Интересно, мы когда-то сможем что-то исправить?
—Это разве нужно кому-то?
—Не знаю,— пожимает плечами и одёргивает руку.— Яся, ты действительно доверилась только дневнику?
Он снова близко. Не касается, но занимает собой всё пространство. Запрокидываю голову, смотрю в лицо Демиду, а сумасшедшее сердце колотится в груди.
—Да, только ему. Его никто, кроме мамы, прочесть не мог.
Демид молчит, но все его мысли очень громкие. Оглушают.
Он вдруг делает последний шаг ко мне, одним движением стирает и без того малое расстояние между нами. Я буквально впечатываюсь грудью в его рёбра, охаю, а Демид берёт моё лицо в свои ладони. Не жёстко, держит не сильно, то так, чтобы я не смогла вырваться. Настойчиво.
—Это очень плохо, если я скажу, что ненавижу твою мать?
—Ещё хуже, что я её тоже ненавижу.
Демид запускает руку в мои волосы на затылке. Второй проводит вниз по спине и со свистом втягивает воздух.
—Где ты взяла это платье на мою голову?
—У Ивашкиной. И похоже, это вообще теперь единственная моя одежда.
—Отличная одежда,— издаёт короткий смешок на грани мучений.
Его ладонь горячая останавливается между лопаток и легонько надавливает на позвоночник, вынуждая быть ещё ближе.
—Ты много слухов обо мне слышала?— вдруг спрашивает, ошарашивая.
—Эм… о чём ты?
—О моих бабах.
—Какая разница?
—Просто интересно, какая у меня слава.
—Колоссальная.
Демид тяжело вздыхает и целует мою макушку. Коротко и невинно, а я на миг глаза закрываю.
—Я устала,— почти жалобно, потому что это самая настоящая правда.— Я уже едва на ногах стою.
Без лишних вопросов Демид ведёт меня вдоль коридора. Останавливается возле третьей двери и впускает внутрь.
Зажигается свет, я моргаю, привыкая. Замечаю стол у стены, на нём идеальная почти стерильная чистота. На углу стопка учебников, по центру моноблок, удобное кресло повёрнуто сиденьем к кровати. На ней белоснежное бельё, лёгкое, но тёплое одеяло, откинутое к краю. Шкаф и тумбочка, на которой лежат чётки. Больше ничего.
—Это моя комната, располагайся пока,— милостиво разрешает и подталкивает меня вперёд.— Не стесняйся, я сегодня останусь внизу. Как и Обухов, и Никита, если решит вернуться. Никто вам не помешает, спите.
—А девочки где?
—Они завалились на кровати в гостевой и заснули, даже не раздеваясь,— смеётся Демид, но я всё равно чувствую напряжение, исходящее от него.
Не придумав ничего лучше, переполненная благодарностью, я обвиваю его шею руками и, встав на носочки, очень осторожно целую в небритую щёку.
—Спасибо, Лавр.
—За что?
—За заботу. Если бы не ты…
—Я ещё спрошу с тебя этот долг,— смеётся, брызжа гордостью.— Отдыхай, Синеглазка.
Он разворачивается и идёт к двери, но я останавливаю его.
—Демид, а что же будет дальше?
—Дальше? А, точно! Как же я мог забыть?
Он упирается рукой в дверной косяк, о чём-то думает, а я разглаживаю юбку глупого платья. Надо было не слушать Ивашкину и идти всё-таки в своей одежде. В таком случае я не осталась бы полуголой в чужом доме. Но кто мог знать, что вместо весёлого вечера в самом модном клубе случится пожар?
—Я позвонил нашему соседу,— на мой удивлённый взгляд поясняет: — У нас соседний дом сдаётся. Хозяин — отличный мужик, вы поладите. Завтра утром он подъедет с ключами, пообщаетесь. Домишка небольшой, но уютный. И места как раз для вас троих.
От удивления открываю и закрываю рот, вызываю своими потугами сформулировать хоть что-то смех Демида.
—Отдыхай, Яся. Завтра, всё завтра. Да, и насчёт оплаты не парьтесь. После пожара вам всем всё равно нужно будет жильё. Утрясём с начальством вуза.
—Ты волшебник?
—Не-а, я злобное чудовище. Помнишь?
—Ещё бы,— мне тоже хочется смеяться.
—Вот и молодец, не забывай об этом,— усмехается и распахивает дверь.— И да, запрись. И нет, не из-за Никиты. И точно не из-за Обухова.
—А из-за кого?
Но Демид, обведя мою фигуру долгим взглядом, молча выходит из комнаты и мягко прикрывает за собой дверь.
Сумасшедший дом!
22.Ярослава
Этот день не смог бы стать ещё хуже, упади мне на голову метеорит. Потому что случается нечто похуже. Мне звонит мама.
Звонит в тот самый момент, когда я выхожу из ванной комнаты, пропахнув шампунем Демида. Настойчиво, три раза подряд почти без перерывов, но только на четвёртый я всё-таки снимаю трубку.
Хотя разговаривать с ней нет никакого желания, но игнорировать факт, что у меня есть мать, не могу. Не получается.
Я всё ещё не поняла, почему она так поступила. И с этим мне всё-таки придётся разобраться. Я же считаю себя взрослой, да?
—Яся, Ясенька!— истерически вопит в трубку мама и будто бы бежит куда-то.— Я узнала о пожаре! Ребёнок мой бедный, детка моя, что же ты пережила там?! Какой ужас и кошмар. В новостях даже показали! Мне и тётя Марина позвонила, и тётя Наташа. Все переживают за тебя.
