—Больно покусаешь?— забавляется выбитый из колеи Никита, наверное, впервые глядя не в декольте, а в глаза девушки.
—Нос откушу, будет твоё личико уже не таким хорошеньким,— обещает, ткнув Никиту в грудь в последний раз.— Впрочем, так хоть не таким смазливым будешь, брутальности добавится.
Вот это её понесло. Я в восхищении.
Я плохо знаю эту девушку, но похоже, стресс открыл в ней незнакомые раньше грани. Такая яростная стала, ты гляди.
—Я в душ, а вы тут не убейте друг друга,— разворачиваюсь, собираясь уйти. Никита бросает вслед, что мы ещё не закончили, а я отмахиваюсь от него, оставляя его в компании злой отличницы.
Так, сейчас душ в комнате Обухова, потом ещё чашка кофе и вперёд, на встречу с самой жуткой женщиной всей моей жизни.
Яся многого не знает о своей матери, а я не знаю, отважусь ли когда-то рассказать.
Замираю на лестнице, закрываю глаза и упираюсь пылающим лбом в прохладную стену. Меня догнали фантомные боли: ощущение чужих жёстких пальцев на своей руке.
Ясина мать словила меня однажды, схватила до синяков, оттащила в сторону, чтоб не видел никто и хорошенько тряхнула. Так, что у меня зубы клацнули.
«Только попробуй ещё раз, оборванец долбаный, подойти к моей дочери. Уничтожу».
Я никогда не видел женщины страшнее! А с другими такой милой была…
«И передай своей мамаше, чтобы не смела на чужих мужей заглядываться. Уяснил, гопник малолетний?»
Мне было десять и я ничерта не понял. Кто на кого заглядывается? Что именно нужно передать? И почему я гопник?
Но сейчас мне не десять. И кажется, до меня начало доходить, что именно тогда случилось в жутком взрослом мире. Непонятном и чужом.
24.Ярослава
Я спускаюсь ровно к семи. Внизу оживление: проснулись девочки, Обухов жалуется на свою несчастную судьбу, а Демид стоит у окна, спиной ко всем. Невольно осматриваю холл в поисках Никиты, но его нет, и это неплохая новость.
Сейчас мне не хочется ещё и этих проблем. И так на взводе.
—Всем привет!— я стараюсь выглядеть бодрой и весёлой, а от нервной улыбки болят щёки.
Дашка, сидящая на подлокотнике кресла, мрачно салютует мне чашкой, а Ивашкина пристроилась рядом и что-то высматривает в своём телефоне. Даже головы не поднимает, лишь рукой взмахивает, не отрывая взгляда от экрана.
—Проснулась?— Демид, собранный и серьёзный, оборачивается и проходится взглядом от моей макушки, задерживается лишь на долю секунды на губах и быстро опускает глаза, чему-то хмыкнув.— Замёрзнешь так.
—Надо узнать, может быть, что-то уцелело в комнатах,— бормочу, а Даша, звонко хлопнув себя ладошкой по лбу, убегает в выделенную для них комнату.
—Что это с ней?
Но в ответ тишина.
—Поехали?— Демид пружинисто отталкивается от подоконника и направляется ко мне, но тут рыжим ураганом обратно влетает Даша, громко ногами топая, и протягивает мне пакет.
—Это твои вещи!— радостно улыбается, но почти мгновенно скисает.— Ну, небольшая часть. Я только те, что на твоей кровати лежали успела захватить. Видишь, а ты ещё смеялась, что у меня рюкзак такой огромный. Смотри, как пригодился!
Чёрт, это так трогательно, что у меня в носу щиплет.
—Дурочка ты, спасаться надо было, в не мои шмотки в рюкзак пихать,— я порывисто обнимаю подругу, которая за несколько недель стала мне очень дорога. Шепчу ей на ухо: — Спасибо тебе, ты крутая.
—Я герой, да?— сдавленно смеётся, пряча смущение и неловкость.— Всё, иди, куда там тебе надо было. Мы…
—Вы тут оставайтесь,— говорит Демид, угадав ход мыслей девочек.— К девяти приедет сосед, не расходитесь никуда. Это важно. Яся, поехали. Время.
—Я только переоденусь быстро,— неопределённым жестом указываю на несчастное платье, которое уже в печёнках сидит. Не терпится снять эту бесполезную, пусть и очень красивую тряпку и одеться в привычные вещи.
Демид кивает, едва заметно улыбнувшись, а я снова убегаю в его комнату, чтобы через несколько минут спуститься в полной боевой готовности.
—Всё, теперь можем ехать,— я даже чувствую себя увереннее, хоть поджилки всё равно мелко трясутся.
Даша хлопает глазами, перводя взгляд с меня на Демида, а я обещаю ей потом всё-всё рассказать.
—Ой, да целоваться они идут,— смеётся Обухов и, глянув на часы, оживляется.— Так, у меня встреча с преподом, не могу опоздать. А вы сидите, сидите, никуда не уходите. И ничего не ломайте!
—Иди уже,— голос Дашки тонет в шуме, что мешает слышать звуки чётко.
Я нервничаю так, что пересыхает во рту, а перед глазами плывёт туманная дымка, повисая клочьями на ветках деревьев. Холодно. Ёжусь, кутаясь в пальто, и даже сквозь джинсы мёрзнут ноги. Зима близко…
—Демид, может быть, я всё-таки сама?— замираю у распахнутой дверцы его машины, а брови Лаврова удивлённо вверх ползут.
—В смысле? Мы договорились.
—Я понимаю, но вдруг она гадостей наговорит? Я не хочу, чтобы вы… чтобы ты снова всё это слышал.
Демид бьёт носком ботинка по покрышкам, проверяет что-то, глядит на меня искоса, мрачно. Мне даже холодней становится, будто температура резко на десяток градусов упала.
—Яся, твоя мать не сможет сказать что-то, чего я уже не слышал. И сделать большей гадости она тоже не сумеет. Так что не дрейфь, Синеглазка, я уже взрослый мальчик.
Делать нечего — с Демидом спорить бесполезно. Тяжело вздохнув, занимаю место рядом с водителем, машинально пристёгиваюсь, но напряжение никуда не девается. А ещё мне чуть-чуть теплее от того, что Демид сейчас рядом. Что не боится ничего и мне пытается сил придать.
Что-то я расклеилась. Такой взрослой и деловой была, когда бодалась с родителями за право учиться, так стойко все оскорбления и дурные намёки выдержала, видя перед собой цель, а сейчас, после пожара, открывшейся правды и очередного скандала, будто сдулась.
—Кофе хочешь?— Демид нажимает кнопку, ворота разъезжаются.— Совсем бледная.
—Думаешь, поможет?
—Хуже точно не будет.
—Ла-адно, уговорил,— улыбаюсь, и машина Демида выруливает из двора, направляется прямиком к той самой модной кофейне, в которой подают ежевичный раф из какой-то любовной книжки.
Утром внутри на удивление людно. Много знакомых лиц: студенты, одногруппники, даже несколько преподавателей шумно обсуждают пожар. Встревожены и взбудоражены все без исключения, а те, кто остались без жилья, так и вовсе чернее тучи.
Голоса летят со всех сторон, перебивая друг друга:
—Обещали выдать компенсацию.
—Ой, да сколько там заплатят? Ни на что приличное не хватит.
