Нет. Скорее, презираю. Она недостойна даже моей ненависти — слишком сильное чувство для такой… такого человека.
Машина родителей Яси уезжает, взметая пыль из-под колёс. Синеглазка оседает на землю. Едва успеваю её подхватить, чтоб не свалилась, ничего себе не повредила. К себе прижимаю, наверное, слишком сильно, а она хватается за мои плечи, всхлипывает.
—Лавр, зачем, почему?— это вопросы, на которые я не знаю ответа. А те слова, что крутятся, слишком жестокие. Горькие.
—Чш-чш, всё будет хорошо.
Вопреки ожиданиям Синеглазка больше не всхлипывает. Дрожит мелко, цепляясь тонкими пальцами за мою одежду. Я держу её в руках, глажу по спине и плевать, что творится вокруг. Именно так правильно. Будто бы именно для этого мы снова встретились — чтобы поддержать друг друга.
Мне тоже плохо. Погано до такой степени, что тошнит. Впервые хочется напиться, подраться. Пропустить тренировку, послать тренера и команду подальше, забить на всё, что мне дорого и неделю не просыхать.
Только я так не смогу. Это не моя жизнь — это не я. Это демоны во мне говорят. Потревоженные призраками прошлого, они пытаются взять надо мною верх.
—Поехали?— я никогда не был настолько ласковым, но сейчас рядом с разбитой вдребезги Ясей иначе не получается. Ей нужна забота, и я могу, а главное — хочу ей её дать. Несмотря на всё, что чувствую сам.
—Демид, может, они вернутся?— смотрит на меня огромными глазами, и синева радужки невероятно глубокая. В ней утонуть можно, как в озере.— Как так-то, а? Разве так можно?
—Не знаю,— целую её в прохладный лоб, кожа гладкая, как мраморная. С таким же успехом можно целовать статую в городском парке.— Поехали, а?
—Куда, Демид? Куда мне ехать? У меня же нет ничего… никого…
Э нет, так дело не пойдёт. Только тоски и последующей депрессии нам не хватает. Нам? Странное какое местоимение…
Размыкаю объятия, даю Ясе немного свободы, но ловлю пальцами её подбородок. Не для того, чтобы сделать больно — ей и без меня достаточно душевных мук, не хватает ещё физических. Но я не даю ей вырваться, заставляю в глаза смотреть.
—Сейчас мы уезжаем обратно. В наш дом,— я стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо. Ясе нужно переключиться на кого-то, кто будет сильнее неё.
—Зачем?
Такой одновременно простой и сложный вопрос.
—Затем, что нужно встретиться с хозяином соседнего дома. Я договорился с ним. Ты помнишь?
Девочек можно было бы поселить у нас. Места бы хватило всем, ещё бы осталось. Вот только Никита… меня ломает от одной мысли, что они с Ясей будут на одной территории. Не допущу!
—А, точно,— в синих глазах появляется осмысленность.
До чего же необычный цвет. Ярослава — единственный человек с такими невероятными глазами. Глубокими, яркими. Будоражат и волнуют, лишают воли. Хочется плюнуть на всё и нырнуть в них, утонуть.
—Но для начала нужно поесть.
Яся безвольно плетётся к моей машине. Помогаю усесться. Как несмышлёного ребёнка опутываю ремнём безопасности, а Синеглазка похожа на куклу, с которой делай, что хочешь — не отреагирует.
Меня пугает её состояние. Будто из Яси вынули всё, что делает её живой и настоящей. Одним махом превратили в слабую духом и плотью марионетку. Чёрт…
Вот что за люди, а? Никого не жалеют, чтобы свой хрупкий идеальный мирок сохранить. Всё, что не вписывается, ложится поперёк широкой дороги просто откидывается в сторону. Но ладно моя мать! Тут ревность, ущемлённая бабская гордость. Но дочь? Это же… это же родной человек! Как с ней так можно?
Мне очень повезло с мамой. Она действительно была замечательной.
Была… несколько лет прошло, а во мне её смерть отзывается дикой болью. Без неё мне одиноко. Да, у меня есть отец. Он вернулся в мою жизнь на правах полноценного члена семьи, когда мама лежала в больнице и умирала. Перед лицом смерти забылись все обиды, мама больше не сердилась на мужчину, который однажды сделал очень больно.
Теперь с упорством маньяка папа навёрстывает всё, что по их глупости потерял. Пытается загладить вину не только передо мной, но и перед женщиной, которую любил, но не сумел удержать и сделать счастливой. Не смог уберечь от смерти.
Я срываю машину с места, не задумываясь и не строя планов. Просто живу, отмеряя время маленькими шагами.
27.Демид
Сначала по плану кафе. Моё любимое.
Небольшое и уютное, в нём отличная кухня и цены не стремятся поцарапать потолок. Я не привык транжирить, хотя в первый год после переезда к отцу меня, шестнадцатилетнего обалдуя, здорово протащило по медным трубам. Потом отпустило.
—Ешь,— приказываю, ближе подтягивая к Ясе тарелку с ароматным рагу.
Она головой мотает, бледная.
—Тебе от любого стресса всегда помогала вкусная еда,— напоминаю и сам этим воспоминаниям улыбаюсь.
—Всегда помогала, а тут не поможет.
—Кусочек, Ясь. Всего кусочек. Тебе это нужно.
—Не могу,— жалобно морщится, вот-вот готовая разрыдаться. Снова молчит, глядя куда-то в глубину разбитого сердца.— У меня комок в горле, не смогу ничего проглотить.
Тяжело вздохнув, бросаю на столик скомканную салфетку. Поднимаюсь, подхватываю стул и переношу его, ставлю рядом с Ясей.
—Так, надоело,— решительно забираю из слабых пальцев вилку, подбираю с тарелки самый аппетитный кусочек.— Что ты, как маленькая? Открой рот.
—За маму и за папу будем есть?— криво усмехается.— С таким раскладом я от голода умру.
—Зачем за них? Не надо. Помнишь нашего соседа дядю Колю?
Яся ошарашенно смотрит на меня и неуверенно кивает.
—Вот, за его три раза сгоревший сарай ешь.
Яся фыркает, слабо улыбается, уже без тени болезненной иронии. Открывает рот и послушно касается губами вилки. А я сглатываю, ибо это слишком сексуально.
—М-м-м… вкусно!
—А то!
В её взгляде, помимо растерянности, мелькает благодарность. Она громче слов, от неё очень тепло становится.
—Вот, молодец,— сбрасываю наваждение, потому что сейчас такие мысли лишние.— Теперь кусочек за тот самый мотоцикл, который мы чуть было в ручье не утопили.
—В болоте!
—И в болоте тоже. Ешь, Синеглазка.
Снова слушается, жуя всё энергичнее.
—Лучше?
Кивает, слизывая капли соуса с губ, а я не удерживаюсь: целую уголок её рта. Охает, хлопает чёрными ресницами, красавица.
Да ну зачем ты такая красивая, а? Никаких сил нет просто смотреть, не то что быть рядом и не прикасаться. Тянет неимоверно.
—Ты красивая, знаешь?— пальцами свободной руки прохожусь по тонкой Ясиной шее, слегка щекочу, ощущая колючие мурашки.
