В коридоре я хожу из стороны в сторону. Скучно. Гулять без цели — скучно, но я всё равно брожу, будто выискиваю что-то. Возвращаюсь в палату, но там мне душно, и я снова выхожу наружу.
Наверное, на пятый раз мне везёт — я замечаю сгорбленную девушку, сидящую на диванчике. Она плачет — это заметно по дрожащим плечам, по закрытому ладонями лицу. Рузанна! У неё тёмные густые волосы до самой попы, и не узнать их невозможно, до того красивые.
Меня что-то толкает вперёд. За несколько шагов оказываюсь рядом, присаживаюсь на соседний диванчик. Складываю руки на коленях, больничная пижама ёжится на животе, и я решаю разгладить складки. Лишь бы что-то делать, чтобы не молчать и не выглядеть приставучей прилипалой.
Почувствовав моё присутствие, Рузанна отнимает руки от лица и косится на меня мутным взглядом огромных карих глаз в обрамлении слипшихся от слёз ресниц.
Такая красивая. Расстроенная даже ещё красивее — невероятная. Перед глазами картина, как Демид обнимает её, целует в тонкую шею, говорит слова ласковые, творит своими пальцами с ней то же волшебство, что вытворял со мной.
От картинок этих, мелькающих перед глазами, тошнота. Реально плохо становится и хочется сбежать в уборную и надолго зависнуть над унитазом.
Я закрываю глаза, уношусь в другое место, где царит вечное лето, поют птицы, а прохладный ручей журчит, стекая с острых камней. Там красиво и безопасно, радостно.
Только реальность никуда не денешь.
Распахиваю глаза, смотрю на Рузанну, а она наконец замечает меня, хлопает ресницами, узнав.
—Яся, привет,— она силится улыбнуться, только голос дрожит и звенит слегка.
—Привет, Рузанна,— я улыбаюсь широко и искренне, потому что к этой несчастной девочке у меня нет никаких претензий. Мы с ней похожи хотя бы тем, что у обеих родители — оторви и выбрось. А ещё есть шанс, что в нашей судьбе был один и тот же парень.
Чёрт. Зачем я здесь? Почему планомерно искала Рузанну? Вель искала, хоть сама этого не понимала! Для того, чтобы точно знать, что Демид — отец её ребёнка? Или чтобы выяснить, что не он?
Как задать ей самый важный вопрос? Как сделать так, чтобы она ничего не заподозрила? Сложно!
Но Рузанна вдруг облегчает мне задачу. Обычно высокая и статная, сейчас она кажется маленькой и несчастной, сгорбленной старушкой. Растирает предплечья, кладёт руку на живот, защищается, а мне очень больно от её простого жеста. Какой у неё срок? Больше того времени, что мы с Демидом снова общаемся? Или она успела забеременеть после того, как мы высветлили все тёмные пятна?
Вдруг Демид всё это время встречался с ней? Вдруг обещал ей что-то? Или того хуже — смеялся надо мной, рассказывал, какая я доверчивая дурочка? Вдруг они оба надо мною потешались?
—Я видела вас вместе с Никитой,— эта фраза выбивает меня из колеи. При чём тут вообще Никита?
Не понимаю! О Никите думала в последнюю очередь, хотя он неотъемлемая часть грешной тройки.
—Где ты нас видела?— ничего глупее этого вопроса я придумать не могла.
—В парке и в кинотеатре,— мягко улыбается и кажется очень красивой в этот момент. Светлой и печальной.— Он так на тебя смотре
Теперь у меня чёткое ощущение, что дело не в Демиде. Он тут вовсе не при делах. Никита — вот кто главный действующий персонаж.
—Ты в Никиту влюблена?
Рузанна вздрагивает и ёжится. Остервенело растирает кожу на руках, молчит, глядя в одну точку, а мне хочется схватить её за плечи и встряхнуть хорошенько.
Борясь со слабостью, которая нет-нет, а всё ещё накатывает на меня, я встаю, присаживаюсь на корточки у колен Рузанны и заглядываю ей в глаза. Смотрю в лицо внимательно, и ей приходится наконец обратить на меня внимание:
—Твой ребёнок от Никиты?— мой вопрос заставляет её вздрогнуть и посмотреть на меня совсем другими глазами — ясными и немножко печальными.
—Уже все знают, да?
—Слухи,— пожимаю плечами, пытаюсь взять холодные ладони Рузанны в свои, согреть, но она вдруг щетинится и отстраняется.
Не зря говорят, что у беременных перепады настроения — верный спутник. Похоже, сейчас я могу это наблюдать.
—Вот скажи, Яся-я,— она как-то очень противно протягивает последнюю букву моего имени,— зачем тебе столько парней? Демид в тебя втрескался, Никита тобою бредит…
—Да ничего он не бредит, вот ещё,— вскидываюсь и, чтобы хоть немного оградиться, поднимаюсь на ноги и отступаю назад. Мне всё меньше нравится идея поговорить с Рузанной, а она, будто бы желая хоть на кого-то выплеснуть всё, что её тревожит, говорит и говорит:
—Ты такая красивая, идеальная, нежная, весёлая. Прямо не девушка, а мечта,— она смахивает с лица упавшие пряди, поднимается и становится во весь свой рост, грозно уперев руки в бока.— Определись уже, кто тебе больше нравится! И оставь Никиту в покое!
—Рузанна…
—Я двадцать лет Рузанна!— вскрикивает и наступает.— Ненавижу тебя!
Это заявление, как гром среди ясного неба. Она меня ненавидит? За то, что Никита решил, что одержим мною?
—Слушай, я тебе не враг,— выставляю руки впереди себя, будто бы защищаюсь, шаг назад делаю. На всякий случай.— Мне не нужен Никита. Забирай его себе!
И в этот момент я говорю искренне как никогда.
—Ты же от него беременна, да?
Рузанна снова съёживается, и мне больно на неё смотреть. Несчастная потерянная девочка, которой встретился не тот парень.
Мне хочется хоть чем-то поддержать Рузанну. Я подаюсь вперёд, касаюсь пальцами её плеча, но она, отпрянув, смотрит на меня враждебно.
—Только попробуй к Никите приблизиться,— шипит, снова положив на живот руки.— Он мой, ясно? У нас ребёнок будет, мы поженимся.
Ой да пусть! Всем только легче станет.
—Счастья вам!— киваю и, не дожидаясь развития драмы, скрываюсь в своей палате.
Пусть наш бессмысленный разговор вот-вот мог перетечь в эпичный скандал и драку, одна мысль меня греет: её ребёнок от Никиты. Не от Демида.
Радость!
42.Ярослава
Ненавижу больницы, боюсь их панически, и ночами мне снятся ужасные сны, но к последнему дню я окончательно привыкаю. Или мысль, что вот-вот буду свободна и вернусь к привычной жизни, даёт силы дышать полной грудью в белоснежных давящих стенах?
Ну и ещё, в этой больнице условия очень хорошие — ею лично занимается бессменный мэр, и каждый год то оборудование новое дарят, то ремонт в корпусах делают.
В душевой комнате восемь кабинок, отличная сантехника и возможность уединиться. За время болезни я стала похожа на кикимору: волосы висят унылыми сосульками, под глазами синяки, а на щеках красные шелушащиеся пятна. Красавица! Без слёз не взглянешь. Щедро поливаю себя шампунем, яростно оттираю с кожи больничный запах, который кажется въелся навсегда. Ненавижу его, мутит до признаков рвоты. Даже гель для душа с ароматом морской свежести не помогает.
