—Да может за тебя ещё никто Рузанну не отдаст.
—Ага, держи карман шире. Это же честь дамы, её нужно покрыть браком.
Никита злится. Только вот на кого? На чужие обычаи или себя?
За дверью шаги, я узнаю их из тысячи. Илья врывается в бойлерную злой, как тысяча чертей разом, шипит гневно, разве что ногами не топает.
—Эй, парни, я не могу его до бесконечности развлекать, у меня уже весь репертуар закончился. А сейчас сестрица приехала, они ругаются, я еле смылся, пока меня не зацепило,— ноздри Ильи трепещут, он на огнедышащего дракона похож, и я его понимаю.— Или ты, Никита, пойдёшь и решишь наконец свою проблему, или я за себя не ручаюсь. Я и так сделал всё, что мог, чтобы твою задницу прикрыть. Устал. Спать пойду.
И правда выходит, зло плюнув на порог на прощание. Если уж Илья дошел до ручки, дело — труба.
—Давай уже,— теряю терпение и выталкиваю Воропаева наружу.— Хватит яйца мять, пора отвечать за своё дерьмо.
Он как-то очень зло смотрит на меня, будто впервые видит. И столько в его взгляде ненависти, что на мгновение становится не по себе.
—Нашлись тут прокуроры на мою голову,— зло выплёвывает и руки мои сбрасывает.— Отвали. Сам пойду!
Да ну тебя, придурок. Достал.
44.Демид
Я не сексист, но некоторые бабы и правда дуры.
Мы входим в холл как раз в тот момент, когда Рузанна кидается на брата, яростно защищая Никиту. И дело даже не в том, что защищает отца своего ребёнка — я бы это мог понять. Любовь и всё такое, но то что она несёт, захлёбываясь паникой, ни в какие ворота не пролезает:
—Арам, это не тот Никита, ты ошибся. Ошибся, слышишь?!
Даже Никита глаза таращит на такое заявление, а у меня вовсе в голове маленький взрыв. Воропаев отступает, жмётся к стене, и только чудом не сбегает.
В смысле, не тот Никита? Зачем она врёт? Глупая.
—Давайте все успокоимся!— рявкаю, только Арам взбешён настолько, что ничего не слышит. И не видит. У него упала планка, и я ещё громче призываю всех прекратить балаган, срываю горло. Кажется, сейчас он, как дикий зверь, отметёт хрупкую Рузанну в сторону, сломает ей все кости.
Рузанна боится — это видно по напряжённой спине, по дрожащим плечам. Только вот чего? Гнева брата? Или за жизнь Никиты?
—Арамчик, поехали домой,— умоляет, всхлипывая.— Ты зря сюда приехал, тут не те люди. Они ни в чем не виноваты.
Она готова рухнуть на колени перед братом, только лишь бы предотвратить катастрофу. В нашем просторном холле от напряжения нечем дышать, стены будто бы сдвигаются, душат. Диванные подушки валяются на полу безобразной кучей, столик перевёрнут и стекло треснуло. В комнате погром, и меня это бесит.
—Так, а ну разошлись,— вклиниваюсь между Рузанной и её бешеным братом, которого никто не приглашал, а он разворотил наш холл.— Сядь, герой!
Мне надоела вся эта ерунда с чужими детьми, шашнями Никиты, проблемами, которые из-за этого у нас всех. Рузанна надоела тоже.
Арам будто бы впервые меня замечает. Плюхнувшись на диван, смотрит на меня бешеными глазами, налитыми кровью. Нижняя губа трясётся, лицо из смуглого в пепельное превратилось, а тёмная щетина на щеках синеватой кажется.
Гость недолго в себя от моей наглости приходит. Не успеваю отойти, он подпрыгивает и со всей дури бьёт кулаком в челюсть. Не даёт мне возможности сориентироваться, сгруппироваться, и удар выбивает из меня дух. Перед глазами разлетаются искры, меня отбрасывает назад и только чудом хватаюсь рукой за барную стойку и не лечу кубарем на пол.
—Больной?— выплёвыаю то ли зуб, то ли сгусток крови. Да твою мать.— Меня-то за что?!
Рузанна с визгом повисает на могучих плечах брата, орёт что-то на незнакомом языке, но ни слова не понять. За ушами стреляет, а я всё жду, что Никита хотя бы отзовётся, но он молчит, будто его это не касается. Ему плевать, что в холле бардак, дикий вепрь по имени Арам едва не выбил мне все зубы, а беременная девушка заходится в истерике, пытаясь его защитить. Он думает только о себе и своей драгоценной шкуре.
Ну не мудак?
Не знаю, какие слова находит для Арама Рузанна, но он немного успокаивается. Всего лишь чуть-чуть, но драться больше не кидается и это уже прогресс.
—Да вашу мать, я сейчас полицию вызову!— злой Обухов сбегает по лестнице, трясёт в воздухе телефоном в доказательство серьёзности своих намерений.— Ник, почему у Демида лицо в крови?
Илья так удивлён, что по лицу схлопотал именно я, а Арам, услышав имя Ника, щурится и осматривает его медленно, с головы до ног. Я больше не собираюсь стоять у кого-то на пути, мне достаточно, едва не покалечили.
—Ну, привет, Никита,— тихий голос хуже крика, в нём слишком много угрозы.— А ну, иди сюда…
От яростного Арама не сбежать. Визги Рузанны, маты, шум — всё это сливается в мерный гул, разрывающий мозг на части.
Рузанна уже не пытается остановить брата. Только плачет, закрыв рот рукой. Арам бьёт Никиту, а тот орёт, что он знать не знает его сестру и никакого отношения к её ребёнку не имеет. Угрожает. Открещивается всеми способами, отгораживается, защищается умело, и у Арама носом кровь идёт.
Никита пусть трус, но боец неплохой. За себя постоять умеет.
—Урод,— выплёвывает Арам и, тряхнув Никиту напоследок, отпускает. Растирает бледное лицо ладонью, размазывает красное пятно, постепенно приходит в себя, и вместо злости на его лице усталость.
—Моя сестра влюблённая идиотка,— заявляет, и от волнения едва заметный акцент проявляется.— А ты жалкое ничтожество.
Ему будто бы противно на Никиту смотреть, а я с ним согласен. Никита действительно ничтожество, не желающее отвечать за свои поступки.
—Убил бы, да мараться не хочется.
Никита тяжёло дышит, глядя на Арама с плохо скрытым страхом, а тот отворачивается, обводит комнату мрачным взглядом и поднимает упавший столик, ставя его на место. Поднимает подушки, хлопком поправляет покрывало, молчит. Мы с Обуховым предусмотрительно отходим в кухонную зону, ибо нет никакого желания впрягаться за Никиту. Пусть сам расхлёбывает.
Рузанна уже не плачет. Она тихонько воет, обняв себя руками. Глупая девочка. Разве Никита стоит того, чтобы так яростно его защищать, чтобы переживать так?
Не знаю, как поступил бы я на его месте. Не знаю! Нам всего по двадцать, и дети — что-то далёкое, эфемерное, что-то, о чём думаешь в последнюю очередь. Но делать вид, что ты даже не знаешь ту, что от тебя забеременела? Даже не смотреть на неё, словно она — пустое место?
—Надо выпить,— мрачно решает Обухов и достаёт из бара бутылку пива. Мне протягивает безалкогольное, и я жадно пью, не ощущая вкуса.
—Значит так,— Арам достаёт пачку сигарет, крутит в руке, но так и не решается закурить. Смотрит на меня тяжёлым взглядом, подходит и вдруг руку протягивает: — Прости, парень, рефлекс.
