Ведь ни бабки, ни подаренная крутая тачка, ни мотоцикл — ничего из этого не давало чувства любви и нужности. Это просто материальное, это было похоже на откуп. А сейчас, когда стоим в тесной пыльной комнатке, где на подоконнике погибает чахлый фикус, а в углах висят гирлянды паутины, я впервые чувствую, что нужен своему отцу.
—Там девочка ждёт,— отец выводит меня из комнаты, когда обниматься дальше становится неловким и даже неприличным.— Твоя?
Отец не давит на меня, не пытается влезть под шкуру. Он просто интересуется, не заходя в мою зону комфорта. И, оказавшись после всех необходимых бюрократических процедур на улице, я замечаю Ясю, я чувствую, как сердце крутится в горле безумным волчком.
Она, замёрзшая, прыгает на одном месте, выплясывая в попытках согреться. И я злюсь, что ей снова дома не сиделось, беспокойная она натура, но не могу не разрываться на части от радости, что вижу эту дурочку. Что она пришла ко мне.
Ну что за прелесть она у меня, а? Невозможное счастье, от которого всё внутри дрожит.
48.Ярослава
Ну почему, почему Никиту отпускают первым?! Он же не меньше Демида виноват. Он же его спровоцировал!
Топчусь на месте, мёрзну. Никита, ссутулившись, выходит из дверей один, и взгляд у него, как у побитой собаки. Замирает, завидев меня, но я делаю вид, что не знаю его. Ни разу не встречала! Это просто какой-то незнакомый парень, мало ли их на улице.
Отворачиваюсь, и взгляд его спину прожигает. Он будто бы ждёт чего-то, надеется. Что я подойду? Начну выяснять отношения? Спрошу, как у него дела?
Уйди, дурак, не смей ко мне подходить! И я не стану, ни в коем случает. Не сейчас, когда Демида жду. Не хватало, чтобы он опять нас вместе увидел.
И Никита, будто бы услышав мои мысли, уходит, так ни разу не обернувшись. Хлопает дверца такси, шуршат по асфальту шины, и только когда машина скрывается за поворотом, понимаю, насколько была все эти недолгие минуты напряжена. Внутри пружина лопается, и только сейчас вдыхаю полной грудью, позволяю себе дышать свободно.
Но почему кажется, что Никита зло затаил? Странное ощущение, но я от него отмахиваюсь тут же, когда чувствую, что Демид где-то рядом. Не буду в такой момент думать о дураке Никите, когда Лавра отпустили! Не до него сейчас!
Я оборачиваюсь, встречаюсь с тёмным измученным взглядом, а в нём тепло и радость, каких ещё не видела ни разу. Демид бледный, его щёки покрыты щетиной, он потрёпан и помят, а ещё глаз заплыл синяком, на скуле ссадина.
Демиду досталось, он выжат, как лимон, а рядом с ним высокий статный мужчина в шикарном пальто, так сильно на Лавра похожий. Его отец. Мы познакомились недавно. Перебросились парой фраз, но у меня не получилось понять, что он за человек. Не сумела раскусить! Хотя куда мне, восемнадцатилетней девочке считывать взрослых и успешных мужчин.
—Демида же отпустят?— спросила о том, что действительно волнует.
—Для того я и приехал. А ты зачем мёрзнешь?
—Не знаю… дома быть не хочу. Я хотела увидеть Демида, но меня не пустили… не положено, да?
—Не положено,— усмехнулся, и взгляд вдруг стал теплее.— Любишь его?
Вопрос застал врасплох — мне неловко с практически незнакомым человеком о чувствах говорить, но он, кажется, всё и так понял. По-отечески по голове погладил, а я вдруг всхлипнула и сердито отвернулась. Вот ещё, плакать перед людьми от того, что не хватает родительской поддержки. От того, что даже этот скупой жест чужого отца вызвал бурю эмоций, взбаламутил застоявшееся болото моих чувств. Я уже взрослая, нечего плакать по мамке. Справлюсь! Уже почти справилась.
Я не знала, куда себя деть и мёрзла сильнее. Когда пауза стала почти неприличной, отец Демида окинул меня задумчивым взглядом, а мне в нём одобрение померещилось. И что-то ещё, но я не смогла это разобрать.
Встряхиваю головой, отгоняя воспоминания о недавних события, улыбаюсь, поймав взгляд Демида. Он тёплый, и мне очень хочется к Лавру прижаться. Кинуться на шею, целовать небритые щёки, щупать и ощущать. Но я торможу, ибо рядом отец Лаврова. При нём неловко, и я только шаг навстречу делаю, руки в замок переплетая, и суставы ноют. Если не прекращу, пальцы сломаю.
И тот будто бы понимает всё: хлопает сына по плечу, что-то тихо на ухо говорит и сбегает по трём ступенькам. Его дорогущая машина припаркована в десяти шагах от меня, и отец Демида, будто ко всему интерес потеряв, идёт торопливо к автомобилю, но поравнявшись со мной, останавливается. Он словно бы медлит, силится что-то сказать, а я смотрю в его лицо и столько совпадений вижу в чертах, мимике. Демид слишком похож на своего отца, которого не было в его жизни в самые трудные моменты. Жутко думать о том, сколько времени они потеряли…
—Ярослава,— он хмурится, слова подбирает, а мне остаётся только смотреть на него и ждать.— Ты хорошая девочка. Береги его, у меня одного не очень получается.
—Я постараюсь,— улыбаюсь.
—У тебя получится,— улыбка в ответ и лёгкое касание моего плеча.
Пара секунд, и он отходит от меня. Не оглядываясь, садится в машину, и та трогается с места практически сразу. Лишь ненадолго тормозит, но за тёмными стёклами ничего не увидеть. Ни взгляда, ни эмоции. Да и не нужно — я лечу к Демиду,
—Ну что ты, что ты…— подхватывает меня на руки. Не будь он таким сильным и ловким, мы бы скатились кубарем вниз, сломав себе что-то.— Ты плачешь? Дурочка, я же не с фронта вернулся.
—Не дерись больше!— требую, и в ответ получаю широкую улыбку.
Демид ловит пальцами мои щёки, целует в замёрзший нос и хмурится. Злится будто бы.
—Ты зачем тут мёрзла? Опять хочешь заболеть?
—Я не… я не знаю. Так надо было,— решительно головой киваю и даже ногой топаю.— Не говори мне ничего, ладно? Не ругайся.
—Ругаться? Нет, конечно. Вот отшлёпать — это в самый раз.
Ойкнуть не успеваю, он на руки меня подхватывает, на плечо себе закидывает, пещерный мужлан, и тащит куда-то, невзирая на протесты. Ничего не слышит, и тяжесть его ладони, лежащей на попе, ощущаю даже сквозь слои одежды.
—Куда ты меня несёшь? Лавров, отпусти! Остановка в другой стороне!
—Молчи, холодно. Нахватаешься открытым ртом ветра, горло заболеет. Тихо!
—Тебе же тяжело,— сдаюсь и больше не дёргаюсь, а перед глазами только куртка Демида.
—Ты бы ела нормально, тогда бы весила больше. А так… пушинка.
Этот пещерный человек даже не запыхался, неся меня куда-то, а у меня рёбра болят. Когда готова умолять меня отпустить, Демид так же ловко ставит на ноги и удерживает, пока приду в себя и восстановлю перевёрнутую с ног на голову картину мира.
—Твоя машина,— чему-то глупо улыбаюсь, а Демид уже распахивает дверцу и запитхивает меня в тепло салона.
—Ага, люди отца пригнали,— в голосе показное равнодушие, но за ним, я чувствую, слишком много эмоций, как за щитом, прячется.— Всё, домой.
