—Не надо, Лавр, он же этого добивается. Он же провоцирует. Демид, твою дивизию, уймись! Приди в норму!
—Ты ж мой голос совести,— выдыхаю и отхожу подальше к окну, дышу хрипло, и мозги постепенно на место становятся.
В дверь звонят, я пользуюсь поводом и выхожу на улицу. Кожа горит, не чувствую холода, когда иду по двору к воротам.
—Кто вы?— спрашиваю у невысокой женщины в яркой дутой куртке. Она интересуется, не Никита ли я, а если не он, то просит позвать.
Она достаёт из сумки какую-то бумажку, машет ею в воздухе, и буквы мелькают, сливаясь со штампом. Хм, на повестку похоже…
Я оборачиваюсь, машу рукой торчащему в окне Обухову и прошу позвать Никиту. Мне делать здесь нечего, пусть сам разбирается, но что-то во дворе меня удерживает. Я отхожу к беседке, слежу за входом, а Никита как-то весь оседает, когда ему предлагают расписаться. Да что ж там случилось?
—Это мой сюрприз,— Обухов выходит следом, присаживается на лавочку внутри беседки.— Повестка в суд.
—Чего?
—Ну как же? Он же девушку забеременел, а ответственность нести не хочет. У Рузанны уже срок хороший, она в суд подала на установление отцовства, так что будет наш герой-отец платить алименты по всей строгости закона.
—Как у тебя это вышло?— я искренне не понимаю, а Обухов лишь улыбается загадочно.
—Просто у меня фантастический дар убеждения, а я ещё умею оказываться в нужное время в нужном месте и заводить правильные разговоры. Но это случайно вышло. В смысле, что меня сразу взбесило малодушие Никиты, я ещё тогда подсуетился, но вот, повестка пришла как раз сейчас. Вовремя.
—Ну ты и жук.
—Зато панцирь крепкий,— смеётся, а я смотрю на Никиту. Он стоит спиной к беседке, плечи опущены, а женщина в ярком пуховике давно ушла, выполнив работу.
Он лишь оборачивается на нас, мнёт в кулаке повестку и сплёвывает себе под ноги.
Дальше события развиваются стремительно: приезжает полиция, опрашивает всех пострадавших, выясняет детали. Никита отпирается, и съёмка на телефон Ильи — не доказательство, но весомый повод трясти именно Ника. А после оказывается, что не он один умеет камеры ставить.
—Я поставил, когда мама Альцгеймером заболела,— говорит Гена, хозяин соседнего дома.— Она могла в любой момент уйти и потеряться. Вот и понатыкал на заборе, чтобы иметь возможность хотя бы узнать, в какую сторону она пошла. Так и остались.
Яся качает головой, а Даша, прищурившись, спрашивает:
—Они точно только по периметру двора?
—Да,— смеётся Гена.— Не волнуйтесь, это просто безопасность. Но, как оказалось, камеры нужно не только ставить, но ещё и смотреть в них, но мамы уже нет. Но если бы спохватился раньше, ничего бы не произошло. Простите, девочки, всё-таки я во многом виноват: камеры не проверял, лаз не заделал. Так что за следующий месяц — нет, два!— я с вас оплату не возьму.
Ивашкина радостно хлопает в ладоши, ойкает и краснеет.
—Спасибо вам, Геннадий, это очень щедро,— Яся улыбается и робко жмётся к моему боку. Энергетика шумного Гены её подавляет.— Нам очень нравится ваш дом, он уютный.
—В нём когда-то жило очень много любви, вот и аура осталась хорошая,— Гена улыбается чуточку грустно и, хлопнув себя по коленям, поднимается с дивана и идёт к выходу, но вдруг оборачивается. Став совершенно серьёзным, говорит: — Я слишком люблю этот дом, и никакому сопляку не позволю без моего ведома в нём шуршать.
Это звучит как угроза, и я Никите не завидую. Гена — мужик отличный, но тормоза у него периодически ломаются.
—Правда, на камерах видно, как Никита через лаз вошёл, а потом в окно влез?— беспокоится Яся, а я целую её в макушку и это громче любых слов.
Обухов сидит, закинув ноги на подлокотник, болтает ступнями в жёлто-чёрных носках.
—Вот так, да. Нет, я гений всё-таки,— бормочет себе под нос, а заинтересованная Дашка подходит ближе и осторожно в экран телефона заглядывает.— Рыжая, хочешь научу видосы монтировать? Не, ну чего ты морщишься, я умею.
—Ты что делаешь, Обухов?— Даша упирает руки в бока, но глаза её смеются.
—Да так. Это называется «тем же по тому же». В конце концов, репутацию Демида надо отмывать. Оп-ля, готово! Смотрите признательное видео Никиты во всех смартфонах универа!— Илья кровожадно улыбается, а меня ржать тянет.— Может, псевдоним взять? «Карающий меч!» или «Правдоруб»? А может, «Вершитель справедливости»? А пофиг, моё имя слишком красивое, чтобы его за псевдами прятать.
—У меня от тебя сейчас голова взорвётся. Ты так много болтаешь,— сокрушается Даша, а Обухов вдруг поднимается, кинув телефон на кресло.
Дашка ойкнуть не успевает, я — даже моргнуть, а Илья обхатывает её плечи руками, притягивает к себе и впивается в губы жадным поцелуем.
Смотреть на это — почти неприлично. Даже мне хочется отвернуться, ибо ощущение, что подглядываю, столько в поцелуе страсти и неприкрытого эротизма.
—Вот, Дарья, единственный способ заткнуть мне рот. Пользуйся почаще и не благодари.
Все звуки мигом стихают, мы ошарашенно следим за картиной, и только Ивашкина едва слышно говорит: «Она его сейчас убьёт». Но Даша удивляет: она наклоняет голову вбок, пару секунд смотрит на Илью, сбитого с толку отсутствием реакции, и внезапно целует его в ответ! Во дела.
—Ну наконец-то,— радостно выдыхает Яся и тычется носом мне в плечо, смеётся заливисто.
И правда, наконец-то.
Эпилог
Демид
Спустя несколько месяцев
—Го-о-ол!— ревут трибуны, а я ещё минуту бегу, не могу остановиться.
Победа? Победа?! Мы сделали это? Да, мать их!
На меня набрасываются со всех стороны, прыгают вокруг, орут на уши, и стадион беснуется вместе с моей командой. Радость разливается кругом, на табло меняется счёт. 4:3! Да!
Болельщики команды противников скорбно гудят, но их вой тонет в воплях счастья тех, кто нас поддерживал на протяжении всего чемпионата.
—Мы победили!— орут со всех сторон.— Кубок наш!
Я ищу глазами Ясю, а найдя, поднимаю руку и ловлю воздушный поцелуй. Ну, глупость же, детский сад, но с Ясей хочется всех этих мимишностей, нежностей, любовной любови. Она моя, целиком и полностью, и каждый день, проведенный с ней, мне хочется кричать об этом. Моя, слышите вы, только моя!
Я заваливаюсь на газон, раскидываю руки, смотрю в небо. Мы закончили сезон, мы победили всех и едва живые добрели до финала. Несмотря ни на что, у нас получилось.
—Команда Национального университета города С. приглашается на вручение кубка и памятных наград!— несётся над стадионом голос, и от заветных слов открывается второе дыхание.
Мне, как капитану, разрешают произнести короткую речь, и я, подняв высоко кубок, благодарю тренера, свою команду и всех тех, кто за нас болел. А после говорю то, что хотел сказать уже давно, на что разрешения от тренера не имею, но кому какое дело? Победителей не судят.
