— Затрудняюсь судить, достаточно ли хорошо вы меня поняли,
мистер Селби, — произнес он. — Я не хочу, чтобы вы возбуждали это дело.
— Именно так я и понял ваши слова.
— Тогда все в порядке, — сказал Стэплтон, откидываясь на
спинку кресла и улыбаясь. — Я просто боялся, что не совсем ясно выразился.
— Я прекрасно вас понял, мистер Стэплтон, — произнес Селби,
вставая.
Стэплтон взял наполовину выкуренную сигару, удовлетворенно
затянулся и кивнул.
— Думаю, что недопонимание — целиком на вашей стороне, —
продолжал прокурор. — Это вы меня недостаточно хорошо поняли.
— О чем вы, Селби?
— Мне кажется, что вы меня недостаточно хорошо поняли, когда
я сказал, что оставляю за собой право решать, привлекать или не привлекать
Триггса к суду на основании имеющейся в моем распоряжении улики.
Стэплтон вскочил со своего кресла.
— Значит, вы игнорируете мою просьбу?
— Почему же? Просто я стою перед лицом выбора, и я сделаю
его так, как мне велит мой долг, — ответил Селби.
— В таком случае я вынужден попросить вас вернуть мне
долговую расписку Джорджа.
— Очень сожалею, но этот документ является вещественным
доказательством.
— Иными словами, вы собираетесь использовать его в качестве
улики против моего сына?
Нет, не против вашего сына. Против Оскара Триггса.
— Это по сути одно и то же.
Селби пожал плечами. Стэплтон подался всем телом вперед,
уперев стиснутые в кулаки пальцы в крышку стола.
— Мне кажется, Селби, что сейчас вы совершаете крупнейшую
политическую ошибку, — медленно проговорил он.
— Это значит, что вы наконец-то меня поняли, мистер
Стэплтон, — улыбнулся прокурор.
Стэплтон метнул в него сердитый взгляд.
— Послушайте, Селби, я слишком занят, чтобы активно
интересоваться местной политикой. Вы что, хотите отомстить мне за то, что я не
стал помогать вам во время прошлой предвыборной кампании?
— Что вы! Ни в коем случае.
— Учтите, эти выборы — не последние, — предупредил Стэплтон,
— и я всегда могу выкроить немного времени, когда того требуют мои интересы.
— Я понимаю.
— Вы хотите остаться на очередной срок?
— Возможно.
— Полагаю, вы отдаете себе отчет, что мое мнение в этом
городе имеет значительный вес?
— Безусловно, — ответил Селби. — В свою очередь я хочу,
чтобы вы, мистер Стэплтон, запомнили вот что: меня избрали окружным прокурором
для того, чтобы я выполнял свой долг так, как мне велит моя совесть. И я буду
выполнять его, невзирая на то, чьи интересы это задевает.
Лицо Стэплтона начало подергиваться.
— Вы доставляете мне массу неудобств, Селби.
— Весьма сожалею, — без тени раскаяния произнес прокурор.
— Я хотел обсудить с вами еще кое-что, — сказал Стэплтон. —
Признаться, это момент столь деликатный, столь сугубо личный, что я едва смог
поверить своим ушам, когда Инее изложила мне факты.
— Вы имеете в виду мои расспросы относительно бутылки виски?
— Да, именно. Не соблаговолите ли объяснить, кто позволил
использовать вверенную вам власть для копания в личной жизни человека моей
семьи?
— Я просто пытался установить, где и кем была куплена
интересовавшая меня бутылка виски. В процессе расследования выяснилось, что
двенадцать бутылок именно этой марки приобрела ваша дочь в качестве подарка ко
дню вашего рождения.
— И что вы усматриваете здесь противозаконного?
— Абсолютно ничего.
— В таком случае я не могу понять, какое вам может до этого
быть дело.
— Я веду расследование, — ответил Селби.
— Расследование чего?
— Попытки совершения убийства.
— Лучше бы вы побольше интересовались преступлениями,
которые действительно были совершены, а не будоражили личную жизнь граждан во
имя преступлений, которые якобы могли иметь место.
— Возможно, — вежливо согласился Селби. — Однако у каждого
из нас своя сфера деятельности, и ни вы, ни я не нуждаемся в советах, как ее
лучше организовать.
Краска бросилась в лицо Стэплтону, но его голос остался
ровным.
— Боюсь, Селби, что вы совершенно утратили политическую
осмотрительность. Похоже, избрание на низкооплачиваемый пост в довольно
непримечательном графстве слегка вскружило вам голову.
— Давайте не будем блуждать вокруг да около и перейдем к
делу, — предложил Селби. — Итак, что стало с теми двенадцатью бутылками виски,
которые подарила вам дочь?
— Так ли понимать, что вы допускаете, будто это я отнес
бутылку виски в коттедж и отдал ее из сострадания нищему бродяге, единственная
заслуга которого заключалась в том, что он собирался отправить кого-то на тот
свет и чья семья состояла из дочери, отличавшейся такой низкой нравственностью,
что она приняла рождение незаконного ребенка как благо?
— Это надо понимать так. — произнес Селби, широко расставив
ноги и подняв подбородок, — что я хочу выяснить, что произошло с теми
двенадцатью бутылками виски, которые вам подарила ваша дочь.
— Как ни странно, — ответил Стэплтон, — я могу отчитаться за
каждую из них. Две я взял с собой в поездку. Четыре остались дома. Остальные
шесть были выпиты мной и моими друзьями.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— К моменту вашего отъезда невыпитыми оставались только
шесть бутылок?
— Совершенно верно.
— Я не хотел бы казаться назойливым, мистер Стэплтон, —
произнес Селби, — но для меня в высшей степени важно выяснить происхождение
обнаруженной в коттедже бутылки виски. Обстоятельства, похоже, указывают, что
она из вашего запаса.
— Меня не интересует, на что указывают обстоятельства, —
возразил Стэплтон. — Это невозможно.
— А вы не допускаете, что на ваше виски мог покуситься
Джордж?
— Ерунда! — воскликнул Стэплтон. — У него достаточно денег,
чтобы купить себе спиртное.
— Когда были выпиты шесть упомянутых вами бутылок? — спросил
Селби.
— День моего рождения был около полутора месяцев назад.
Месяц назад я отправился в поездку. Насколько я помню, четыре бутылки были
выпиты сразу на моем торжестве. Две другие я забрал в кабинет и принимал личное
участие в их опустошении… Мистер Селби, скажите, почему вам так не терпится
повесить, ответственность за эту бутылку на Джорджа?
