Перспектива пятикровия почти никого не радовала. Один раз в пять лет молодых людей от восемнадцати до двадцати двух лет, в обязательном порядке сгоняют в здание Администрации, чтобы извлечь из них образец крови — этот процесс и называется Церемонией Отсеивания. Пятикровок отсеивают и увозят в Кар-Хар, остальные же вольны продолжать проживать свои жизни в поисках куска хлеба. С этого момента «отсеянные» пятикровки считаются пропавшими без вести. Об их дальнейших судьбах ничего не известно, отчего все убеждены в том, что с момента Церемонии Отсеивания пятикровки обречены на нечто ужасное. Все так считают не только из-за страшных сказок бабок-повитух, но и потому, что по хорошим причинам люди без вести не пропадают.
Пять лет назад, после предыдущей Церемонии Отсеивания, мой знакомый по имени Клайд, который зачастую помогал мне добывать такие дефицитные продукты как сахар или дрожжи, не вышел из здания Администрации. Разыскивая парня, чтобы сбыть ему пару куропаток, я узнала о его пятикровии на следующий день после Отсеивания. Уже пять лет как Клайд считался пропавшим без вести, а его семья, состоящая из трех женщин, лишившись главы семейства, едва сводит концы с концами. По старой памяти мы с Эльфриком иногда заносим им что-нибудь из своих трофеев, если только можем позволить себе подобную роскошь, и, кажется, если бы мы этого не делали, эти женщины умерли бы от беспросветного голода уже спустя год после пропажи своего кормильца.
Однако, не смотря на то, что все были в курсе того, что дорога в Кар-Хар ведет прямиком к забвению, а пятикровие — это приговор (только если ты не родился в трех рубашках одновременно),— всё равно находились безумцы, которые вызывались добровольцами. Таких людей называли тэйсинтаями или самоубийцами.
В конце концов, из тысячи молодых людей один раз в пять лет отсеивается лишь около десяти пятикровок, поэтому все парни во время Церемонии рассчитывают лишь на то, что вероятность услышать своё имя слишком мала. И только девушки перед Отсеиванием могут спать спокойно, так как за полвека существования пятикровок еще не обнаружилось ни единой пятикровки без яиц. Если девушка и уезжала в Кар-Хар, тогда она обязательно являлась тэйсинтаем.
В этом году в Кантоне-А было всего лишь триста девяносто семь молодых человек в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет, чьи безымянные пальцы должны были пострадать от иглы. Это вдвое меньше, чем в прошлый раз. Виной резкому уменьшению численности населения в «А» была эпидемия острого кишечного гриппа, вспыхнувшая четыре года назад и покосившая двадцать шесть процентов Кантона. Во время этой напасти людей срезало пачками до тех пор, пока Кар-Хар не решил выделить партию инъекций для зараженных. В итоге эпидемия была остановлена, но за прошедшие три месяца мора население «А» резко сократилось.
Я осматривалась по сторонам, пытаясь отстраниться от общего ощущения паники. Просторный зал был разделен на три части: а) сцена, на которой присутствовали послы Кар-Хара, б) участок для тех, кто еще не сдал анализ крови и в) участок для счастливчиков, успешно миновавших приговора. Каждые пять лет из Кар-Хара прибывает пара Металлов, которые стоят на сцене во время Церемонии Отсеивания, чтобы наблюдать за безошибочностью проведения мероприятия. На сей раз представителями являлись Платина и Ртуть.
Платина был самым первым открытым Металлом. Его открыли двадцать восемь лет назад в двадцатидвухлетнем возрасте, что означало, что сейчас ему должно было быть ровно пятьдесят, однако он выглядел не старше двадцати пяти лет. Платина был широкоплечим, крупным парнем ростом около метра восьмидесяти, с точеным телом, черными волосами и красивыми широкими скулами, что автоматически делало бы его эталоном мужской красоты, если бы не его отстраненный вид, который ясно давал понять, что ему наплевать на происходящее вокруг.
Вторым Металлом была Ртуть — статная блондинка с волосами до лопаток и ногами от ушей. Она была настолько красивой, что от её созерцания наверняка можно было бы ослепнуть, если бы на нее пришлось смотреть дольше одной минуты, не моргая. Однако её красота всем своим видом источала опасность. На протяжении всей Церемонии Ртуть всем своим видом демонстрировала, что ей неприятно находиться среди оборванцев, и я была более чем уверена в том, что будь её воля — она бы перестреляла всех присутствующих лишь для того только, чтобы освободить себя от бремени присутствия в гнилом Кантоне, вот только она не была уверена в том, что в процессе не запачкает свои атласные серые перчатки, покрывающие её руки до локтей.
Ртуть была одной из двух Металлов, которые являлись женщинами. Естественно она не была пятикровкой, что делало её существование в ранге Металла загадкой, ведь Металлом может стать только пятикровка, а пятикровками являются только мужчины… Все предполагали, что Ртуть обычный тэйсинтай, которому сделали переливание пятой группы крови, однако никто в этом не был уверен на сто процентов.
По сути, Металлы должны были присутствовать на Церемонии для того, чтобы воодушевить пятикровок и вселять в них надежду на то, что они тоже вскоре смогут обрести вечную молодость, посредством обращения в Металл. Обычно это работает, но, судя по слухам, зачастую бывают срывы, когда молодые люди впадают в истерику от страха перед своим будущим, о котором люди распускают не самые лучшие догадки, и совершают неудачные попытки самоубийства. В Кантоне-А подобных инцидентов прежде не было, что немного успокаивало.
Также, по непонятной мне идее, присутствие Металлов должно было воодушевлять обычных людишек становиться тэйсинтаями, что даст им возможность отправиться в Кар-Хар. Если в других Кантонах и были самоубийцы, то в Кантоне-А тэйсинтаев не было вообще никогда.
На стене за спинами Платины и Ртути, стоящих по две стороны сцены, высвечивался простой пример с решением: «285+112=397». Это означало, что в зале присутствует двести восемьдесят пять парней и сто двенадцать девушек. В этом году «неотсеянных» было мало, из чего следовал вывод, что Церемония должна пройти быстрее обычного.
Змееподобная очередь, вьющаяся с перекрытого ликторами входа, быстро продвигалась к сцене. Вначале шли парни, сразу за ними следовали девушки, с успокоением перешептывающиеся между собой о том, что появились на свет в ранге слабого пола. Мне же хотелось поскорее уколоть палец и, оказавшись в толпе счастливчиков, с облегчением вывалиться из этого здания, чтобы крепко обнять ожидающего меня снаружи Эльфрика. Мы с дядей редко обнимались, но всякий раз делали это так, словно больше шанса нам может не представиться. Этим утром мы обнялись.
Окунувшись в мысли о Эльфрике, с которым мы договорились сразу после Церемонии отправиться в пекарню, чтобы обменять куропатку на яблочный пирог у старика-пекаря, я на минуту забыла о том, что уже у четверых парней, стоящих возле Ртути, жизнь разрушена (а если судить по их лицам — окончена). Улыбаясь воображаемому Эльфрику, я перевела взгляд со стены, на которой медленно таяли цифры, обозначающие количество непроверенных людей, и неожиданно встретилась с холодным взглядом Платины, который выражал полное безразличие, но скорее не к моей персоне, а ко всему происходящему вокруг. Я резко опустила голову, чтобы не привлекать к себе внимание, и начала потирать руками бёдра. Мои майка, мешковатые штаны и кроссовки, с пробитой гвоздем пяткой, были черного цвета, но не потому, что черный — мой любимый цвет, а потому, что он лучше всего скрывал грязь. Естественно Эльфрик настоятельно посоветовал мне перед Церемонией выстирать свою лучшую одежду, однако едва ли стирка в итоге смогла спасти мой внешний вид. Даже распущенные черные волосы, которыми я прежде гордилась, на фоне атласных локонов Ртути выглядели дешевым ширпотребом.