От Платины, стоящего спиной ко мне всего в десяти шагах впереди, мне было откровенно не по себе, словно он мог видеть затылком. Быстро протерев тело насухо, я распаковала трусы, затем лифчик, после чего завязала полотенце у себя на голове. Уже натягивая на себя чистый комбинезон, я остановилась, чтобы рассмотреть свою рану — она была аккуратно заштопана странными прозрачными нитками и выкрашена в такой же бирюзовый цвет, как и все мои царапины на руках. Похоже, в этот странный цвет окрашивал тело пережеванный гриб, который Платина прикладывал к моему боку, когда я пришла в сознание.
Наконец застегнувшись, я подошла к Платине впритык, после чего с облегчением выдохнула.
—Так лучше?— Посмотрел на меня сверху вниз Металл.
—Лучше,— довольно хмыкнула я, определенно чувствуя, что еще чуть-чуть и я свалюсь с ног.
—Хорошо, потому что этой ночью тебе будет хреново.
Глава 53
Платина прогадал — хреново мне стало задолго до заката. Если быть точной — уже спустя полтора часа после моего купания в горячем источнике. Платина успел приготовиться к этому моменту. Спустившись в пещеру, размером пять на три шага, в которой можно было спокойно передвигаться в полный рост, он расстелил на песке спальный мешок и заставил меня жевать не самую вкусную тянучку, которую прежде извлек из ствола Фанитового дерева, со съедобной, но далеко не вкусной корой которого я уже была знакома. Эта штука должна была помочь перебороть накатывающую на меня простуду, которую мой ослабший организм подхватил в предыдущей пещере.
Я провалилась в лихорадочный сон, в котором слышала собственный голос вперемешку с голосом Платины. Кажется, я стенала и даже срывалась на плач. Мне было очень холодно, после чего становилось слишком жарко и снова очень холодно. Каждый час Платина вливал в мой рот что-то невероятно горькое и я заходилась кашлем, всякий раз, изо всех сил подавляя блевательный позыв. Едва ли меня штормило когда либо сильнее, чем в эти часы. В какой-то момент мне даже начало казаться, будто эта ночь не закончится никогда.
Открыв глаза, я увидела три огромных подсолнуха, лежащих прямо передо мной на почти белоснежном песке — они были залиты лучами утреннего солнца. Сначала я подумала, что это сон, но медленно проморгавшись, поняла, что цветы реальны. Еще спустя несколько секунд до меня дошло, что это вовсе не цветы, а еда. Вытащив правую ладонь из-под спальника, я дотронулась дрожащими, бледными и какими-то неожиданно тонкими пальцами до сердцевины цветка, после чего аккуратно выковыряла из него огромную, черную семечку, размером с фалангу моего большого пальца. Медленно поднеся семечку к губам, я прикусила её ребро и с легкостью расколола скорлупу. Только сейчас я обратила внимание на то, что засыпала в конце пещеры, а проснулась у самого её выхода. Ветви рябины, растущей у входа, в клочья рвали утренние лучи холодного солнца, бросая их обрывки на песчаный пол пещеры и задевая ими мои подсолнухи. Не знаю почему, но я неосознанно провозгласила цветы своими, окончательно и бесповоротно присвоив их солнечные лепестки себе.
Уловив на стене пещеры движение солнечных лучей, я повернула голову к выходу и увидела Платину, раздвигающего ветви рябины снаружи. Для своего крупного тела, он достаточно ловко проник внутрь, не задев своими громадными плечами косяки входа. Когда он полностью очутился в пещере, мне вдруг показалось, будто он занял собой большую часть внутреннего пространства. Обычно от подобного зрелища может начаться приступ клаустрофобии, но приятный запах, исходящий от его тела, благоприятно успокаивал мои расшатанные нервы.
—Крутые подсолнухи,— выдохнула горячий воздух я, положив шелуху семечки у своего изголовья.— Вкусные.
—Вообще-то, изначально они планировались в качестве цветов, а не еды. Если бы я хотел накормить тебя семечками, я бы их тебе нащелкал. Сейчас будем есть зайчатину.
—Обожаю зайчатину. Моё любимое мясо. Кстати,— поморщила лоб я.— Я не помню, как оказалась в этой части пещеры. Мне казалось, что я засыпала у противоположной стены.
—Ты всю ночь бредила и под утро начала плакать, требуя перенести тебя к выходу. Если бы я не перетянул твоё тельце — ты бы затопила слезами пещеру.
—Не люблю затопленные пещеры,— поморщилась я, вспомнив о причине своей простуды, после чего вытащила из-под спального мешка руку, чтобы поправить прядь волос, налипшую на лоб. Как только я увидела оголенное запястье своей руки, меня словно передернуло. Я инстинктивно подняла одеяло и, от стыда, залезла под него с головой.
—Почему я голая?!— Пропищала из-под одеяла я.
—Не преувеличивай. Ты не голая — на тебе нижнее белье. Пришлось втирать в тебя настойку из того пойла в твоей фляжке и цветка Пеннеффы, чтобы остановить твои резкие перепады температуры.
—Легче было бы меня убить,— буркнула я, почувствовав, как к моим глазам подступают необоснованные слёзы.
—Я не ищу легких путей.
—Нет, я серьезно,— резко вынырнула из-под одеяла я, сердито взглянув на Платину.— Моя рана не совместима с победой в Турнире. Лучшее, что ты можешь сделать для меня — это прекратить мои мучения.
—Лучшее, что я могу сделать для тебя — это вытащить тебя из этого места. У нас в запасе еще есть время. Капсулы появятся у северной границы Ристалища на закате тридцатого августа, а сегодня лишь пятнадцатое. До цели я смогу нас доставить примерно за неделю.
—У меня проблемы с левой ногой — я подвернула её, и потом… Я не умею передвигаться с той скоростью, которую развиваешь ты.
—Не забивай себе голову всяким хламом. Мы останемся здесь на три дня и три ночи, после чего, восемнадцатого числа, выступим с рассветом. К тому времени ты должна вылечиться, отдохнуть и отъесться — ты видела свои формы? У тебя ребра стали видны.
От последнего замечания мне стало максимально неловко, и я снова залезла с головой обратно под одеяло, попросив Платину отдать мне мой комбинезон.
В течение дня я всего трижды встала, и-то для того, чтобы выйти из пещеры покачивающейся походкой и отлить за кустом волчьей ягоды, растущей неподалеку. Благо отлить мне было чем, о чем Платина тщательно заботился, вливая в меня литры жидкости. Он сопровождал меня взглядом к кусту и встречал обратно, кормил зайчатиной и какой-то странной курицей, проверял подушку у меня под головой — но делал всё это с таким невозмутимо-холодным видом, словно всего лишь пытался сохранить увядающий цветок, а не человека.
На протяжении дня я ни разу не задумалась о жажде или голоде, что стало для меня неожиданным подобием счастья. Набивая желудок жареным мясом, я лежала на мягкой подушке, пришитой к спальному мешку, и смотрела в каменный потолок пещеры, обгрызая белоснежные косточки какой-то вкусной птички. Было невероятно приятно осознавать, что мне не нужно беспокоиться о пропитании и собственной безопасности. Всё что от меня требовалось — смотреть в потолок и жевать мясцо. И всё бы было идеально, если бы после обеда у меня снова не начался жар. На сей раз я не впала в беспамятство и полностью сотрудничала с Платиной, сидящим надо мной. Я пила горькую жидкость и жевала жесткую мякоть странной травы, отвечала на вопросы о количестве пальцев и реагировала на прощупывание пульса. К вечеру жар спал, и мне пришлось впихнуть в себя отменно прожаренное утиное мясо, при этом с удивлением признавшись самой себе в том, что ем я неохотно.
