– Не глупи, Рейн…
– Ах да, я запамятовала… шлюха с ограниченными правами. У обычной есть хотя бы выбор – она может решать, кому продавать тело. Мы женаты, – скованно проговорил он, – со всеми вытекающими отсюда обязательствами. Ты – моя жена.
– По принуждению, – уточнила она, и огонек задора мелькнул в ее взоре. – Ты однажды сказал, что тебе нужно мое тело. Что ж, пользуйся. Но это все, на что ты можешь рассчитывать. Никакого утешения или участия и, ее заболеешь, никакой помощи или поддержки. Когда устанешь и тебе понадобится плечо – рассчитывай опереться на мое. Никакого с страдания, даже если твой мир будет распадаться на части… Любить тебя? – Она натужно улыбнулась. – Я презираю тебя! Если бы оказался в зыбучем песке, я не протянула тебе и хворостинку. Стояла бы и смотрела, к ты медленно исчезаешь…
Тирада обжигала. Его лицо – каменная мука, вокруг рта пролегла морщинка. Он ответил:
– Не нужно ничего больше говорить. Твоя речь была слишком убедительна. Значит, все, на что я могу рассчитывать, – твое тело?.. В таком случае попытаюсь извлечь из этого максимальную выгоду.
Его губы вытянулись в презрительную ухмылку, он хладнокровно потискал ее сосок, затем скользнул рукой ниже – к месту более чувствительному и желанному.
Стараясь дышать ровно, Рейн лежала недвижно: лицо мертвенно-бледное, зубы крепко сжаты. Всем своим видом она стремилась показать полную безучастность к происходящему.
Зато Ник, похоже, терял самообладание. В глубине его синих глаз блеснуло нетерпение, он взял ее руку и требовательно прижал к своей восставшей плоти.
Рука Рейн оставалась вялой, недвижимой, и это можно было расценить лишь как своеобразное оскорбление, пренебрежение им.
Его губы сжались, искривились.
– Если ты не в настроении изображать из себя развратную, продажную женщину, дорогая, я постараюсь тебе подыграть…
Она прервала его ударом по щеке. От неожиданности он часто-часто заморгал, а потом, рассмеявшись, воскликнул:
– Невероятно! Оказывается, ты живая!.. Смех смехом, а щека побагровела.
Сжав кулаки, она пустилась молотить ими по Нику, причем с такой неподдельной ненавистью, за которую – она знала – потом будет стыдно.
– О!.. О!.. О!.. – восклицал он. – Ах ты, маленькая цапка-царапка!
Рейн тем временем перекатилась на другую сторону кровати, но Ник притянул ее обратно; она изловчилась и опять ударила его наотмашь. В ответ он театрально застонал – то был скорее стон сладострастия. А потом схватил ее за запястья и завел руки вверх, крепко держа их в таком положении. И взял ее – грубо, дерзко. Наверное, впервые в жизни Ник потерял столь ценимое им самообладание, и в этой потере тоже таилось удовлетворение, дотоле не познанное.
Их дыхание постепенно выравнивалось. После яростной любовной атаки Ника Рейн, утомленная, уснула. Ее губы были приоткрыты, густые черные ресницы – два дивных веера – слегка подрагивали во сне, одна щека покоилась в колыбельке-ладони. Ник не мог оторвать от нее глаз. В его взгляде были нежность, любовь и… горечь.
Со вздохом он нежно и благодарно поцеловал Рейн, поправил одеяло. Полусонная, она повернулась на другой бок, слегка потянулась и, бормоча что-то невнятное, спрятала голову под одеяло.
Проснувшись, она обнаружила, что ее нос упирается в мускулистую грудь Ника. От соприкосновения с волосками ей захотелось чихнуть. Ее громкое «пчхи-и!» заставило его рассмеяться. Это был добрый смех – глубокий, мужской, он клокотал у него в груди.
Но ей не над чем было смеяться.
Отстранившись, она взглянула на него: на его лице она увидела царапины, под левым глазом начинал проявляться синяк, а на теле – красные следы от ее тумаков.
Прослеживая ее взгляд, он сказал:
– Да… побаливает. – (Ее охватил стыд, лицо залила краска.) – Но не вини себя. На то было много причин…
– Я глубоко сожалею, – извинилась она.
– Это означает, что ты намерена прекратить боевые действия на период медового месяца?
– Здесь необходимо обоюдное решение.
– Буду счастлив установить перемирие. – Синие глаза пытливо заглянули в зеленые. – Ну что, мир?
Она понимала: перемирие совершенно необходимо.
– Мир, – согласилась она в надежде, что ей еще представится возможность перейти в наступление.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ник легонько коснулся ее губ, сказав при этом:
– Это поцелуй примирения… Не вставай, пока я не протоплю помещение.
Он раздвинул шторы – день был прекрасный – и занялся камином. Когда в нем снова затеплился огонь, Ник подошел к окну.
В лучах яркого солнца его нагая фигура казалась бронзовой.
Рейн поймала себя на том, что любуется телом Ника. Классическая красота его форм завораживала, у нее мгновенно пересохло горло, в чреслах возникло непонятное напряжение.
Когда он обернулся и улыбнулся, она заметила:
– Хорошо, что у нас нет соседей. Ник хихикнул.
– Поблизости нет. Но на той стороне озера живет очень милая пара: Курт и Лизбет Дуди. Если они узнают, что мы здесь, то непременно приплывут сюда, чтобы познакомиться… Или мы сами можем навестить их после завтрака. Не против?
Она пожала плечами:
– Если тебе так хочется…
Заметив, что она произнесла это без особого энтузиазма, он сказал:
– Но это совсем не обязательно, я просто предложил… Есть какие-нибудь пожелания относительно сегодняшнего дня? Может, просто прогуляемся? На каноэ? – Она лениво потянулась, а Ник добавил: – Если, конечно, тебе не хочется провести день в постели…
– Нет-нет, прогулка на каноэ – это то, что надо!
– Что ж, пожалуй…
Ник взял одежду и направился в ванную. Затем Рейн тоже приняла душ, и они уселись перед камином и стали с жадностью поглощать консервированные сосиски, бобы, ломтики ароматного черного хлеба. Завершили трапезу горячим кофе и холодным яблочным пирогом.
– Ну, теперь ты готова к обещанной прогулке?
Не уверена, что вообще могу сдвинуться с места.
– Пойдем, ленивица, – он помог ей подняться. – Я попытаюсь выбрать маршрут, где поменьше грязи, но все равно нужно надеть резиновые сапожки, они здесь имеются.
Следуя совету Ника, она натянула резиновые сапожки, теплую фуфайку, подпоясалась оранжевым поясом и нахлобучила на голову такую же ярко-оранжевую шапочку.
– Ну, вот это другое дело.
Прогулка вдоль озера доставила им истинное наслаждение. Погода после вчерашнего ненастья радовала ярким солнцем и отсутствием ветра.
Остановившись, Ник обнял Рейн за талию и, привлекая к себе, указал другой рукой на противоположный берег озера:
